 |
| Автор |
Сообщение |
|
Aratron
Site Admin
Зарегистрирован: 29-08, 21:16
Сообщения: 1570
Откуда: Москва
|
 Глава третья. ЗВЕНЬЯ ЦЕПИ
В большой столовой Андреевых стало тесно от гостей, собравшихся
на проводы полюбившихся сибиряков. Ирина переглядывалась с Ритой,
кого-то ожидая. Наконец, выскочившая на очередной звонок Рита
вернулась и поманила Ирину, шепнув: "Она!"
"Она" была встречена громовым восклицанием самого хозяина:
- Ага! Явилась наконец таинственная Сима, сиречь Гарун аль-Рашид!
Подать сюда!
Профессор завладел обеими руками смущенной Симы, одобрительно
оглядывая ее. На помощь поспешила Екатерина Алексеевна.
Укоризненно качая головой, она увела гостью знакомиться с
Селезневым. Сибиряк стал приглашать Симу приехать, "чтобы обучить
наших девчонок на мужицкую погибель".
- Смотрю на мою Ирину, какая стала, - продолжал охотник, - ходила
вразвалку, будто утка, а теперь то плывет лебедью, то вытанцовывает
кобылицей.
- Отец! - с возмущением крикнула позади Ирина. - Вы не слушайте
его, Серафима Юрьевна. Так уж заведено в тайге, чтоб друг друга
поддразнивать. Сколько я вытерпела, вы и представить не можете!
Ирина увлекла Симу в угол, оккупированный молодежью. Рита
удалилась за пианино, сосредоточенно копаясь в кипе нот.
- Хочешь, мы тебе споем "Геологов"? - обратилась она к отцу.
- Не надо, ерунда! Музыка хороша, а слова глупые. Она все
клянется в верности и его убеждает, что, мол, не изменю. Очень
старомодно! Все хорошо, что соответствует времени, даже если мы,
старики, это не всегда понимаем. Только бывает, что "современность"
оказывается фальшивой. Нередко это возвращение вспять, к тому, - что
уже было, и далеко не лучшему, как вы скажете: "Типичное не то".
- А конкретно? - спросила Рита.
- Ну вот, например, мы, наше поколение, считали идеальным героем
стойкого, немногословного, сдержанного мужчину. А сейчас на Западе да
и у нас появился тоже герой многих книг и кинофильмов -
нежно-чувствительный, а то и вовсе истеричный, болтливый остряк,
шумный, резкий, разбросанный. Это, по-моему, возвращение к идеалам
средневековья. И тогда и сейчас это заядлый горожанин, в этом все
дело.
- И что тебе не нравится?
- Идеал не нравится. Я считаю его возвратом к старому, худшему
изданию человека. Противно, до чего обидчивы и сентиментальны такие
молодцы. А за обидчивостью кроется сознание собственной
неполноценности, за сентиментальностью - жестокость.
- Ого, Леонид Кириллович, - сказал Гирин, - не ожидал у вас
такого классического для психолога подхода! Согласен! Скажу больше -
психиатров тревожит новая мода длинных волос у мужчин, кружевных
манжет и пестрых рубашек. Это намечается тенденция к женственности,
слабости, отсутствию желания быть сильным.
- Позвольте! - раздалось сразу несколько голосов, но резкий
звонок в передней прервал разговор.
- Кто бы это мог быть? - недоуменно спросила Екатерина
Алексеевна. - Открой, Рита!
В столовую вошел быстрый, суховатый и смуглый человек.
- А, Солтамурад! - приветливо воскликнул профессор. - Очень рад,
милости прошу. Товарищи, это Солтамурад Бехоев, товарищ моего ученика
Ивернева, который в Индии. Солтамурад - знаток индийских языков!
- Уж и знаток! - поморщился чеченец. - Незрелый еще. Простите, не
знал, что у вас гости. Евгения Сергеевна велела зайти, когда буду у
вас в Москве, спросить, нет ли чего нового.
- Пока нет. Однако вам придется побыть с нами. Присаживайтесь. Вы
чем-то взволнованы?
- Нет, понимаете, какое дело. Пошел звонить вам по автомату. Один
телефон испорчен, стекла в будке выбиты. Другой тоже испорчен, и тоже
стекло выбито. Дальше иду, смотрю, вывеска разбита. Мало того, только
повернул за угол, в меня из рогатки трах! Я быстрый, приметил
мальчишку, побежал, догнал. Паршивец завизжал, будто я его зарезал.
Выскочили какие-то люди, орут: "Чего ты дитя бьешь, уходи, пока цел!"
Я говорю: "Это не дитя, а хулиган, трус заугольный". А мне кричат:
"Сам хулиган, убирайся, скажи спасибо, что в милицию не сдали, видели,
как дитя мордовал". Я плюнул и пошел. Обидно, разве так можно детей
воспитывать? Кто будет из него, труся паршивого? Напакостил и
спрятался, так жить учат? Ему же в коммунизм идти! Слов нет, район у
вас красивый, новый, а народ еще не хозяин! Разве хозяин будет портить
свое же, обижать людей? Холуй это, а не хозяин!
- Ладно, Солтамурад, не кипятитесь. Не все здесь такие, можете
нам поверить.
- Однако многое изменилось даже с тех пор, как я начинал свои
первые экспедиции, - сказал Андреев. - Ушли в прошлое отсутствие
запоров в деревнях, старые, покинутые, но нетронутые часовенки на
русском Севере, древние надписи и изваяния на степных холмах. Теперь
почему-то немало людей старается сокрушить, разбить, испакостить не
охраняемые ничем, кроме благоговения к человеческому труду и
искусству, вещи, до сей поры стоявшие сотни лет.
- Все тот же признак антисоциальной поврежденной психики, о
котором я только что говорил, - сказал Гирин, - чем дальше, тем больше
он усиливается, не только на Западе, но уже и на Востоке. Все чаще
случаются взрывы самолетов в воздухе, стрельба по невинным ни в чем
случайным прохожим, дикая расправа со старинными произведениями
искусства, составляющими славу народа, вроде датской Русалочки.
- Почему же еще и с произведениями искусства? - спросил
Солтамурад.
- Произведения искусства в поврежденной психике вызывают такую же
ярость, как, например, обнаженные изваяния, женская красота или танцы.
Чувство своей неполноценности, ущербности и неодолимое желание
компенсации торжества - параноидальный комплекс. Раз "Глаша не наша",
- Гирин вспомнил поговорку, - "то бей ее, сволочь такую!".
Я помню Петроград в первые годы Советской республики, когда
стояли нетронутые и не охраняемые никем, кроме народной совести,
особняки с полами цветного дерева, фресками, зеркалами, даже мебелью,
а в их садиках и дворах - прекрасные статуи. Все целехонькое. А теперь
у нас боятся поставить красивое изваяние даже на городской площади!
- В самом деле, у нас совершенно ничтожное количество изваяний
как образцов красоты человека, не памятников, - воскликнула Сима.
- А на площадях, улицах и в садах древнегреческих городов тысячи
статуй стояли много веков, - тихо сказал Гирин, - никем ни разу не
тронутые, охраняемые прочнее стальной решетки ореолом своей красоты.
Судите сами, чье психическое здоровье было лучше.
- Я бы назвал его по-гомеровски - богоравным, - сказал
Солтамурад.
- Ух, как я ненавижу эту, как вы хорошо сказали, заугольную
пакость, - взволнованно сказала Сима, - подлых трусов, оскорбляющих и
мучающих сначала девчонок, потом девушек, потом своих жен. Подлецов,
ночью прокрадывающихся в парк, чтобы отбить нос или руку у прекрасной
статуи, написать гвоздем на чистом мраморе гнусное слово. Ломающих,
трудясь до пота, какую-нибудь беседку, подпиливающих детские качели.
Скажите, Иван Родионович, что это, психопаты или нормальные люди?
- Критерий нормальности - предмет больших споров на Западе! Где
грань между нормальным и ненормальным человеком? Мне кажется, что
ответ тут простой и не надо печатать тома докладов. Важнейший критерий
нормальности - общественное поведение человека. Все нарушения
естественной дисциплины, которую требует от человека совместная жизнь
с другими людьми, искривления и искажения добрых, товарищеских и
заботливых отношений, вероятно, обязаны каким-то психическим дефектам,
подлежащим исследованию. Я говорю, естественно, не о случайных
промахах поведения, а систематически повторяющихся поступках.
Параноидальная психика выказывает себя также, когда люди нарочно
вытаптывают цветы и траву, опрокидывают скамейки, прут поперек
движения именно потому, что этого нельзя делать. Самый опасный для
социалистического и коммунистического общежития вид психоза. Между
прочим, усиленные занятия математикой, с ее прямолинейной и
абстрагированной логикой, создают склонность к параноидной психике.
Поэтому я против специальных математических средних школ... и против
завышенных требований по математике и на конкурсах даже по тем
специальностям, где она не нужна.
- Хватит о психопатах, - вмешалась Екатерина Алексеевна, -
пойдемте за стол!
- Простите меня, - виновато улыбнулся Гирин, - я так привык
проповедовать свою науку, что тоже получил психосдвиг, всегда и везде
готов читать лекции.
Гирин оказался за столом рядом с Бехоевым.
- Вы, может быть, родственник знаменитому Зелимхану, - спросил
чеченца доктор, - прозывавшемуся "абрек Заур"?
- Как, вы знаете Зелим-хана?
- Случайно. Была хорошая книга осетинского писателя Дзахо
Гатуева. По ней в двадцатых годах поставили фильм "Абрек Заур". Я его
смотрел мальчишкой. Неплохо бы сейчас заново поставить, романтики в
нем больше, чем в самом современном приключенческом фильме. Насколько
помню, отцом Зелим-хана и его брата Солтамурада был Гушмазуко, сын
Бехо, следовательно, как в царское время писали фамилии горцев, -
Бехоев. А Золим-хан носил фамилию Гушмазукаев.
- Все верно! - восторженно воскликнул чеченец. - Солтамурад
Гушмазукаев - мой дед! Мы стали все Бехоевы уже при Советской власти.
- Да кто ж такой этот Зелим-хан? - спросил Андреев.
- Герой-одиночка, рыцарь, пытавшийся восстановить справедливость,
сражаясь с жандармами и царскими чиновниками. Впрочем, так и подобало
абреку, одиночному мстителю за попранную свободу или честь, - отвечал
Гирин под одобрительные кивки Солтамурада.
- То есть вроде вас самого? - гулко расхохотался Андреев.
- Нет, аналогия здесь не годится, - серьезно ответил Гирин. -
Если бы вы знали, сколько в биологии псевдонаучных "теорий", ложных
гипотез, выдуманных шарлатанами и параноиками, иногда с блестящими
способностями, тогда вы не судили бы строго людей, воздвигающих
барьеры и фильтры в этих отраслях биологий и медицины. На Западе
опубликованы тысячи книг с бредовыми теориями, завоевавшими среди
невежественных людей миллионы последователей, фанатиков - иначе их
трудно назвать. Даже когда наука устраивает очередной разгром
какой-либо лженаучной школы, последователи продолжают держаться ее еще
много лет. Непросто все это. Слишком сильна у людей жажда чуда, тяга к
вере в какого-нибудь пророка. Теперь, когда все убедились в могуществе
науки, пророки стали возникать на ее почве, а не на религиозной, как
раньше.
- И вы не хотите стать таким пророком? - спросил Селезнев.
- Разумеется. Это было бы крахом всего дела моей жизни!
- Что ж, отчасти вы правы! - согласился Андреев. - Мы еще не
научились как следует управлять наукой. Она поднимается валом, но
несет много мусора. Да и внутри настоящей науки тоже накопилось всякой
лжи.
- Как же совмещается наука и ложь? Тогда это не наука! - возразил
аспирант-кристаллограф.
- Нет, наука, но... так сказать, низшего уровня, принимаемая за
высший. У нас в геологии пошло много таких, например, работ. Молодой и
честолюбивый начинающий исследователь, попав в какой-нибудь новый
район, делает там наблюдение, противоречащее, скажем, моим выводам.
Немедля публикуется статья, где он пишет, что поскольку его наблюдение
противоречит Андрееву, то все заключения Андреева о том и том-то
неверны. Это подхватывается, цитируется, и никому из торопыг невдомек,
что андреевские выводы сделаны на материале несравненно более широком.
Если уж меня опровергать, то только на основании такого же, если не
большего, числа наблюдений. А то мало толку для науки. Куда как
полезнее просто опубликовать свое маленькое наблюдение и честно
сказать, что случай, пока единичный, противоречит схеме Андреева, но
надо накопить еще много подобного материала.
- Хочется стать поскорее большим ученым, - рассмеялся аспирант. -
По-моему, еще хуже, когда выдумывают свою схему и начинают подгонять
под нее факты, искажая, обманывая и передергивая. Своих научных
противников они всячески шельмуют, обливают грязью, обвиняют в
тупоумии и подлогах...
- А знают ли уважаемые граждане, молодые и постарше, - вдруг
поднялась со своего места Рита, - что сегодня нашему высокочтимому
мастеру пяти видов спорта Симе Металиной исполняется ...надцать лет,
следовательно - день рождения?
- Ого! Сколько, сколько? - послышались веселые возгласы.
- Я же сказала ...надцать. Так же, как и всем женщинам после
девят... надцати лет. Сима, милая, я знаю, как мне достанется, но я не
смогла устоять перед искушением сделать тебе сюрприз. Мы его давно
готовили!
- Кто мы? - спросил Андреев.
- Ну, скажем, ученицы Симы и, скажем, их мальчики, потому что без
мужской техники, увы, не обойтись.
В длинной и узкой, неудобной комнате Андреева уже хлопотали двое
молодых людей из Ритиного "отряда". Один налаживал узкопленочный
кинопроектор, а другой в позе часового стоял у раскрытого и
выключенного магнитофона.
- Это, может быть, и сюрприз, но не вижу подарка! - воскликнул
Андреев.
- Подарок - здесь! - Рита коснулась проектора. - Да успокойся же,
папа, сейчас все объяснится. Прошу занимать места. Тушите свет!
Геннадий, действуй!
Под легкий стрекот аппарата на дальней стене комнаты пошли кадры
выступлений Симы, заснятые любителями или добытые из кинохроники.
Началось с художественной гимнастики. Она уступила место фигурному
катанию. Сима исполнила ритмический танец на льду под веселую
восточную мелодию "Абдуллы", и комната наполнилась постукиванием ног
зрителей, захваченных темпом и ритмом. Блеск льда в свете прожекторов
внезапно сменился сияньем голубоватой воды, колыхавшейся под солнцем у
подножия белой вышки. Сима вышла на конец упругой доски, нависшей
высоко над водой, подпрыгнула, полетела вниз и, сделав два оборота,
без всплеска ушла под воду.
И опять загорелись искусственные светильники под потолком
громадного гимнастического зала. Сима была заснята на особом снаряде,
вроде сближенных параллельных брусьев. Она легла грудью поверх
брусьев. Медленно выгибаясь, Сима высоко подняла ноги, пригнула к ним
голову и так же медленно, без видимого усилия, развела ноги
"шпагатом". Левая нога пальцами коснулась конца брусьев, а правая
вытянулась далеко вперед над головой. Согнув спину еще сильнее, почти
в кольцо, Сима подняла руки и обхватила ими щиколотку правой ноги.
Зрители не удержались от аплодисментов. Как бы спугнутый ими, погас
экран - короткий самодельный фильм кончился.
Едва зажгли свет, как все глаза, естественно, обратились на Симу,
и щеки ее запылали.
- Доволен ли халиф подарком своего раба? - шутливо склонилась
перед ней Рита.
- Если бы ты показала это у меня дома. Разве не свинство такое
обнародование врасплох? Беззастенчивая реклама подруги!..
- Поверьте, Серафима Юрьевна, что вы не нуждаетесь в рекламе, -
вмешался Андреев, - а фильм, право же, интересен. Следовательно, мы
все получили большое удовольствие, за что спасибо вам и Ритке.
- И верно, от сердца спасибо! - пробрался к Симе и потряс ее руку
Селезнев. - Никогда я не думал, что женская стать может так за душу
трогать! До чего хороши могут быть бабенки... хм... женщины, девушки.
Это я понял, еще когда Ирина переменилась, а ведь науки вашей прошла
всего месяц.
- Ну, Ирина с природными способностями!
- Клянется, что жива не будет, если не приедет, когда заработает
отпуск подольше.
- Верно, отец! - Ирина скользнула к Симе, обнимая ее за талию, и,
несмотря на крепкое сложение и семисантиметровые "шпильки", гимнастка
показалась совсем небольшой рядом с высокой, статной, как королева,
сибирячкой.
- А теперь очередь за Иваном Родионовичем! - объявила Рита, пока
гости рассаживались и передавали друг другу чашки.
- Ишь ты, Гирин им расскажи, Сима покажи! - с шутливой ревностью
вскричал профессор. - А почему же приключения Андреева забыты?
Надоели, что ли? Да и тебе, Иннокентий Ефимыч, есть о чем
порассказать!
- Не то говоришь, Кириллыч, - серьезно возразил охотник, - мы с
тобой, как бы это сказать... сами от себя. А Иван Родионыч объясняет,
почему мы такие, а не этакие и как стать лучше. Я вон до скольких лет
дожил, а не подозревал, что может быть такая наука и так уже много
знают о человеке. Как же может быть не интересно? - Гирин поднялся,
прошелся вдоль стены.
- Мы привыкли к меняющейся и совершенствующейся технике. Пожалуй,
нам показалось бы тоскливо без ежегодных научных открытий, поражающих,
наше воображение.
Нарастание открытий, темпов развития науки, а за ней и техники
идет, как сказал бы инженер, по экспоненциальной кривой. Мне, человеку
образного, а не абстрактного мышления, развитие нашей
научно-технической цивилизации представляется валом, вздымающимся над
нашими головами на гигантскую, почти зловещую высоту. Зловещую - это,
пожалуй, сильно сказано, но передает опасение, что психика человека не
подготовлена к таким темпам и мы еще ничего не сделали для этой
подготовки.
Наши представления о человеке будущего исходят из категорий
прошлого, но люди настоящего - хотим мы этого или не хотим - они
совсем другие. Взлет науки требует все больше и больше психологических
сил.
Еще больше их понадобится для выполнения колоссальной задачи
перестройки людей и экономики в создании коммунистического общества.
Но растут ли эти силы, воспитываются ли нужными темпами в человеке?
Что сделано, чтобы создать всеобщее понимание законов психической
жизни человека? Боюсь, что мы серьезно еще не думали об этом!
Получается разрыв между подготовкой и неумолимыми требованиями эпохи,
жизни, нашей передовой роли в авангарде человечества.
Смотрите правде в глаза: неизбежная в наше время концентрация
населения в больших городах, особенно в капиталистических странах,
ухудшает индивидуальное здоровье и физическую крепость, хотя успехи
медицины обусловливают большую продолжительность жизни и меньшую
смертность от эпидемических заболеваний. Меньшая физическая крепость и
повышающаяся нервная напряженность жизни ослабляют психическую
уравновешенность человека. Получается множество психологических
сдвигов, в большинстве своем малозаметных и безобидных, но иногда
оборачивающихся вредными для общества последствиями. Интересно, что в
странах с высоким уровнем жизни обычно эти психологические сдвиги
развиты сильнее. Прежде всего пьянство и наркомания, как попытки дать
отдых перегруженной нервной системе, уйти от давления условий жизни,
понизить уровень восприятия мира до тупости животного. Затем дикие
взрывы хулиганства в результате ослабления тормозящих центров мозга и
прежде всего самодисциплины. И, наконец, то, что на Западе зовется
эскапизмом - стремлением уйти куда попало от жизни непосильной и
тревожной. Кто спасается коллекционированием пустяков, вроде марок,
спичечных коробков или пригласительных билетов, кто собирает джазовые
пластинки, упиваясь шумной ритмикой. В последней есть особый смысл. С
незапамятной древности известно, что даже простые барабаны буквально
гипнотизируют человека.
Более тонкий вид эскапизма - мечта о других мирах, с прекрасными
принцессами, ожидающими отважных землян в садах немыслимой красоты.
Отсюда громадный успех фантастических произведений о космосе...
- Как, вы против устремления в космос? - выскочила Рита и
укрылась за плечом Ирины.
- Какой же интеллигентный человек может быть против великолепной
мечты человечества? - спокойно возразил Гирин. - Но совершенно
необходимо, чтобы эта мечта не вырождалась в стремление убежать с
Земли, где человек якобы оказался не в силах устроить жизнь. Уйти на
поиски лучших миров, высоких цивилизаций или же на грабеж их, чтобы
разбогатевшим пиратом вернуться на Землю, как это слишком часто
изображается в американской фантастической литературе. Есть только
один настоящий путь в космос - от избытка сил, с устроенной планеты на
поиски братьев по разуму и культуре. А для этого человек должен обеими
ногами крепко стоять на Земле, переделывая ее радостным трудом и
становясь все богаче и крепче духовно. Чтобы быть способным к
титаническим усилиям, какие потребуются для реального покорения
межзвездных пространств. Все это возможно лишь при высших формах
общества - социализме и коммунизме. Но ведь высшие формы общества
могут быть созданы лишь воспитанными и дисциплинированными,
высокосознательными людьми - такова неизбежная диалектическая
взаимозависимость, неустанно подчеркивавшаяся Лениным.
_________________
О Деви! Ты-разум, небо, воздух, огонь, вода, земля. Ничто не существует вне тебя при твоем превращении. Ты стала священной королевой Шивы, чтобы изменить свою собственную блаженную форму сознания на форму мира.
|
| 21-10, 19:02 |
  
|
|
|
Aratron
Site Admin
Зарегистрирован: 29-08, 21:16
Сообщения: 1570
Откуда: Москва
|
Время идет, и качество человека как интегральной единицы общества
становится настолько важным для коммунистического завтра, что уже
теперь следует считать воспитание, образованность, психологическую
подготовку людей не чем-то надстроечным, как раньше, а базисным
элементом производительных сил. В самом деле, взаимосвязанность
совместных действий людей в обществе все увеличивается и усложняется,
делается все ответственнее. Получается длиннейшая цепь, и если
отдельные звенья в ней будут слабыми, негодными, то частые разрывы
цепи сведут на нет усилия более стойких элементов. Строжайшая
внимательность и ответственность при управлении сложными и опасными
машинами, изготовлении чудесных лекарств и химических соединений,
ведение тончайших операций с очень точным режимом и допусками,
наконец, обращение с убийственными видами вооружения - везде требуется
величайшая внимательность и ответственность, основывающаяся на
здоровой психике и телесной крепости. Но в отличие от тела человека
психика, не воспитанная или не развитая с детства, легко поддается
невзгодам существования или вообще вредным влияниям, потому что наше
сознание формируется условиями жизни не в меньшей степени, чем
наследственностью, и поэтому-то психика и более хрупка.
Неумелое воспитание жестоко травмирует психику. Жестокие и
деспотичные родители, скверное окружение порождают людей с
параноидальным уклоном - подозрительных, агрессивных и жестоких. Такие
же люди в массе появляются в деспотических условиях государственного
управления, с террором и несправедливостью.
Очень тонкая это вещь - психика! Можно десять лет знать человека
и не подозревать, что вы имеете дело с шизофреником или параноиком,
как вдруг какое-нибудь потрясение, легко переносимое абсолютно
здоровым человеком, превратит старого знакомого в маньяка или убийцу,
тем более опасного, что ему вполне может быть доверена важная
деятельность. Вот почему развитие психологии и психиатрии, наблюдение
и изучение психофизиологии человека - важнейшее дело для будущего, я
не устану до своего конца твердить об этом. Пора взяться по-серьезному
за это дело. Пора, например, куда более тщательно отделять в школах
детей с дефектами психики или с испорченной негодным воспитанием
психикой от совершенно здоровых, нормальных детей. В ряде профессий...
Впрочем, не буду перечислять, слишком много накопилось давно
необходимых мероприятий. Гирин прошелся несколько раз вдоль стола. -
Не позволяйте себе вообразить, что мир катится в пропасть безумия. Все
эти проповеди врожденного зла и усиливающейся ненормальности,
извращений и садизма, якобы свойственных человеку и без конца
пережевываемых западным искусством нового времени, основаны на
глубоком непонимании биологических законов, на невежестве, недалеко
ушедшем от средневековых религиозных изуверов. На самом деле, если вы
сталкиваетесь с необъяснимой злобой, садистическим желанием мучить,
унизить, навредить - знайте, что перед вами почти наверняка
психический дефект и что этого человека надо срочно и непреклонно
переместить в такую сферу деятельности, где он не мог бы развивать
свои вредные наклонности.
Будьте совершенно спокойны - доброе, гуманистическое в человеке
непобедимо и неизбежно, потому что оно покоится на фундаменте
родительской заботы о потомстве. Только крепчайшими потребностями в
доброте, жалости, помощи можно было изменить психику темного зверя,
чтобы заставить его охранять и воспитывать своего детеныша в течение
многих лет, полных трудов и опасностей, какие требует дитя
человеческое прежде, чем станет полноценным членом стада, не то что
общества. И также очень древни социальные инстинкты: альтруизм,
взаимопомощь, дружба и забота. Естественный отбор действовал так, что
выживали наиболее дружные семьи, потом роды, потом племена.
Известный популяризатор биологии Жан Ростан в своей книге
"Сущность человека" таким образом выразил взгляд генетика на моральную
структуру человеческой психики: "зло доминантно, а добро рецессивно".
Иными словами, в наследственности человека прежде всего будут
возникать злые чувства, а добрые - на втором плане, со склонностью к
исчезновению вообще. Нетрудно видеть, что это не генетика, а
перенесение тех же фрейдистских представлений в придуманную схему
генов. Действительно, основные мотивы самосохранения с их эгоизмом,
жестокостью и жадностью доминировали бы в человеке и, вероятно, уже
уничтожили бы человечество полностью, если бы не сотни тысячелетий,
когда полулюди уже жили дружным коллективом: все за одного, один за
всех. За это время в психическую наследственность глубоко внедрились
элементы взаимопомощи, родительской любви, жалости и
самопожертвования.
Так же миллионы веков вырабатывались наследственные механизмы
человека, общий фонд которых содержит океан здоровья и силы. Вот
почему, едва лишь улучшаются общие условия жизни, так сразу же люди
становятся рослыми и красивыми силачами, а доброта, любовь к
прекрасному и справедливость проламываются через тысячелетия
угнетения, жестокости и лжи.
- Ну и молодец! - неожиданно прогудел Андреев.
- При чем тут я? Я рассказываю вам о простых вещах, но они были
забыты - намеренно или случайно, - пусть разбираются в этом будущие
исследователи. Боюсь злоупотребить вашим вниманием, но мне надо еще
кое-что сказать вам. Еще несколько минут.
Сомнение в хороших качествах человека породило неверие в его
способности и силы, а неверие это привело к тягостному пессимизму,
опасению, что человек не выдержит бешеного темпа цивилизации и
сорвется в пропасть. И опять в основе - незнание биологии и
психофизиологии, невежество в истории развития животных и становления
мыслящего существа. Чем больше мы познаем всю величайшую сложность
нашего организма, тем яснее громаднейшие резервы и самые неожиданные
возможности, в нем заложенные. Даже если бы мы не достигли современных
высот биологии, можно было почерпнуть эту уверенность просто из
истории и наблюдений в современном мире. Надо было только отрешиться
от нелепого предрассудка, худшего, чем суеверия, мнимо принимаемого за
научный скепсис, а на деле являющегося тем же невежеством.
С усложнением жизни и общества - простые и ясные цели прошлого
для отдельного человека все более отдаляются и растворяются в этой
сложности. Вот почему современным людям уже просто нельзя быть
необразованными. Теряется связь явлений и необходимых действий
человека как члена общества.
Мы попросту отвергли известные возможности индийских йогов из
страха, что они могут быть сочтены сверхъестественными. Тем самым мы
отказались от научного объяснения этих фактов, предоставив их
истолкование верующим в чудеса идеалистам. На самом деле есть реальные
возможности для человека настолько замедлить биение своего сердца, что
он окажется в состоянии пробыть долго под землей с минимумом дыхания.
Один мой товарищ, офицер Советской Армии, обладал такой врожденной
способностью. Он замедлял при мне удары сердца до двадцати в минуту и
говорил, что мог бы совсем остановить сердце, но боится потерять
сознание и умереть. Я объяснил ему, что некоторые люди в германских
концлагерях, доведенные до отчаяния пытками, постигали искусство
замедления сердца, заставляя себя безболезненно и быстро умирать.
повернулась в дюйме от бордюра пешеходной дорожки. Чезаре окаменел,
ночи, притом смачивая себя еще водой. Индийские йоги, наоборот,
спасаются от жары, внушая себе видения прохладных горных рек и
покрытых снегом вершин Гималаев.
Известно, что люди микенской и критской эпох ходили в очень
легких одеждах, а их женщины заслужили прозвище "батилколпос"
(глубокогрудые) по одежде с таким вырезом спереди, который оставлял
обнаженными обе груди. Спартанцам вообще было запрещено до старости
ходить в теплой одежде, а только в льняной зимой и летом. Женщины и
девушки ходили в хитонах, не сшитых по бокам, почему и прозывались у
афинян "файномерес" - показывающими бедра. Ходить с обнаженными боками
в не слишком-то мягкую зиму Греции - это была такая серьезная закалка,
что спартанки действительно не боялись холода, а их густые волосы
вошли в поговорку. Примеров благотворного влияния суровой закалки
известно много, но в последнее время мы как-то забыли про них, так же
как и о том, что человеку вообще свойственна гораздо большая
физическая сила и выносливость, чем та, какую мы сейчас привыкли
считать нормой.
Дервиши секты "Рифа-и" в Каире, последователи "святого" Сади,
устраивают иногда представление, именуемое "досех".
Глава секты проезжает на колеснице по распростертым телам своих
дервишей, не причиняя им вреда. Совершенно очевидно, что здесь нет
никакого чуда. Особая гимнастика и дыхательные упражнения так
развивают лестничные мышцы ребер, легкие и брюшной пресс этих людей,
что они без всякого вреда могут выдерживать вес, непостижимый для
обычного, тем более ослабленного городской цивилизацией европейца. Я
сам по системе Мюллера развивал специально брюшные мышцы, и, - Гирин
оглядел комнату, - здесь нет ничего такого, что я не смог бы выдержать
на своем животе. А те греческие юноши, которые послужили моделями для
известных статуй Лисиппа и Поликлета "Апоксиомен" и "Дорифор", могли
бы спокойно лечь под трехтонный автомобиль, если не под пятитонку.
Когда мышцы хорошо развиты, а кожа крепка и упруга от физических
упражнений на открытом воздухе и купаний, то человеку доступны и
другие "чудеса", вроде лежания на гвоздях и ножах. Он может кататься
по битым стеклам так, что они хрустят и ломаются, а кожа остается
неповрежденной.
Нормальная крепость зубов человека сейчас может показаться
небылицей, но я сам видел в деревне, как сминали зубами толстые медные
монеты или носили в зубах швейные машины за тонкий и гладкий
вертикальный шпенек для катушки, так, что на крепкой стали оставались
вмятины. Нечего и говорить, что не всякая лошадь сравняется в
выносливости с человеком. Леонид Кириллович - он перед вами - в
молодые годы для посрамления своих нытиков-коллекторов раз сделал
немного больше чем за сутки пешком сто двадцать километров по степи. Я
встречал людей, как, без сомнения, и вы, геологи, для которых пройти
километров девяносто в сутки не составляло ничего сверхъестественного,
хотя путь пролегал по горным таежным тропам. Давно известно, что воины
зулусов в Африке соперничали с лучшими лошадьми в беге на дальние
расстояния.
В Японии самураи издавна развивали особую технику борьбы без
оружия. Ребром ладони они ломают твердые доски или позвоночник
человека и даже могут снести ему череп.
Я уже не говорю о "чудесах", всем вам известных, просто потому,
что мы к ним привыкли и они вовсе не кажутся нам сверхъестественными.
Но разве цирковые артисты не показывают нам поразительнейшие
примеры равновесия, точности расчета, феноменального владения всеми
мышцами тела? Разве только что проделанное перед нами на экране
Серафимой Юрьевной не является таким же чудом без чуда, великолепным
совершенством человеческого тела?
Помню, в тридцатых годах мы все были поражены подвигом
американского зоолога Биба, опустившегося в батисфере на глубину
полумили. Жутко было читать подробности спуска в черную бездну. Как
трещал и скрипел стальной трос под тяжестью массивного шара, как
угрожала смертью малейшая неплотность кварцевых окон, как за этими
окнами виделся устрашающий, недоступный человеку мир глубин океана!
А теперь становится реальностью спуск человека без всякой
батисферы и даже без скафандра на такую же и еще большую глубину - с
аквалангом! Надо только подобрать подходящую смесь газов вместо азота
воздуха. Дальше - больше. Все чаще у современных детей и молодых людей
появляется так называемое шестое чувство - возможность различать цвета
и читать пальцами, даже не прикасаясь к написанному или нарисованному.
Видите, возможности человека все более расширяются, чем больше он
познает самого себя!
Известно ли вам, что тигр или лев развивают в момент прыжка до
пятидесяти лошадиных сил, перенося крупную добычу через высокую
загородку? Между тем размеры мускулов этих кошек вовсе не так уж
велики, и секрет их огромной силы в той нервно-гормональной
регулировке, которая позволяет им брать от мышц полную отдачу. Человек
обладает не менее могучей нервной системой и тоже может брать от
своего тела очень высокую отдачу, но этому надо учиться тренировкой и
упражнениями. Мы, жители города, боимся простой собаки, в то время как
наш дикий предок мог справиться в одиночку с несколькими большими
псами. Среди африканских охотников известны многие случаи единоборства
с леопардами, когда могучие представители человеческого рода, подобно
Мцыри, одолевали страшных кошек голыми руками. Чарльз Коттэр, один из
знаменитых охотников Восточной Африки, справился с двумя одновременно
напавшими на него леопардами, придушил обоих и, перевязав раны,
продолжал охоту. А в то же время в Индии леопарды-людоеды уничтожали
людей сотнями, наводя ужас на целые округа, потому что люди покорно
склонялись перед ними без борьбы.
Итак, огромны, почти невероятны возможности человека как в
духовном, так и в физическом отношении, и нет никаких оснований
печалиться о его будущем, если мы сумеем сохранить и развить
равновесие нашей психики и телесной силы!
Гирин умолк, опустился на стул и протянул свой стакан Рите,
разливавшей чай.
- Иван Родионович, - первой заговорила- Сима, - мне пришлось быть
на вашей лекции художникам, когда вы так ясно показали, что чувство и
потребность прекрасного заложены в нас как необходимость. Потом с
помощью Иннокентия Ефимыча вы убедили других в той бездне памяти,
которая также таится в глубинах нашей психики...
- Вернее, физиологии, - поправил ее Гирин, - потому что она - из
прошлого, а наша психика - это результат физиологии во взаимодействии
с настоящим.
- Я знаю вашу строгость ученого, - улыбнулась Сима, - но вы уж
должны простить мне неточность выражений. Продолжаю. Сегодня вы
рассказали нам о значении психологии... психофизиологии для
обеспечения будущего. А вот если суммировать все это? Сделайте это для
нас, чтобы не получилось неточностей.
- Понял. Хорошо, попробую! Из всего предыдущего вам должно быть
ясно, что физическое совершенство, здоровье и сила и есть красота.
Всякое развитие в этом направлении, если оно не узко, а многосторонне,
неминуемо ведет к украшению человека. Не надо опасаться трудных
условий жизни - если они не чрезмерны, с достаточным питанием и
здоровой обстановкой, то они служат выковыванию красивого и здорового
человека.
Не случайно в последнее время участились "находки" людей
поразительной красоты, живущих в природе, в суровых условиях гор и
джунглей, причем красота эта - удел не единиц, а массовая. Таковы,
например, даяки Индонезии. Недавно сделано еще открытие: французские
геологи в Таиланде наткнулись в горах Чантабури на древнее племя,
изолированно жившее в горных джунглях. По сообщению газет, любая
женщина этого племени могла бы победить на конкурсе красавиц.
Можно сказать, что на грани между суровыми и благоприятными
условиями вырабатывается физическое совершенство.
Подобно этому, совершенство психическое находится на грани между
противоположными действиями и побуждениями - это психическая
уравновешенность.
Нормальная, "благородная" психика всегда будет избирать и
чувствовать тот верный путь, необходимый в обществе высшего типа -
коммунистическом, которое не может состоять ни из фанатиков, ни из
обывателей. Работать, но так, чтобы не забывать о всех других своих
обязанностях как гражданина, воспитателя детей и самого себя. Общество
очень сложный организм, и при коммунизме оно будет состоять из
всесторонне развитых, многогранных людей - отсюда обязательная
многосторонность психики.
Без разносторонних интересов человек быстро сделается равнодушным
ко всему эгоистом. Это страшное равнодушие было известно еще в древнем
Риме под греческим названием "ацедия". Оно распространяется сейчас в
разных странах и очень вредно для любого общества, что же говорить о
нашем! - Хозяин дома улыбнулся.
- Следовательно, дисциплина и дисциплина?
- Ни в коем случае! Нельзя полностью кондиционировать,
приспособлять человека к окружающим условиям, потому что эти условия
непрерывно меняются.
"Человек, подавляющий себя без познания, есть такое же зло, как
если бы он предался злому" - так говорит индийская мораль. Замечу, что
это совершенно точно отвечает законам психофизиологии.
"Неисполненные желания разрушают изнутри" - еще одна древняя
формула.
Конформизм, по существу, задержка или остановка развития.
Внутренняя диалектическая борьба - это основа всякого устройства в
жизни, всякого процесса и всякой сложной структуры. Без нее получается
просто количественный прирост наподобие раковой опухоли из однородных
невзаимодействующих клеток, вместо организованного общества - толпа.
Толпой управлять гораздо легче, но ведь развитие идет, а она
стоит на месте как застойная общественная формация. Все больше растет
разрыв между нею и передовыми членами общества, требованиями
прогресса. Вот что такое чрезмерная дисциплина. Нужна величайшая
осторожность и мудрость в ее применении. Надо всячески избегать
непрерывного давления на психику, необходимо "отпускать" человека, как
отпускают сталь, чтобы не сделать ее слишком хрупкой. Чуть не забыл
вам сказать - так надо "отпускать" женщин, постоянное психическое
давление забот на которых ведет к истеричности и поступкам низкого
морального уровня.
- Опять нападают на женщин! - возмутилась Рита. - Не ожидала от
вас, Иван Родионович!
- Ты глупа, дочь! - спокойно сказала Екатерина Алексеевна. - Это
все верно. Женщина никуда от дома не денется, она и чтец и жнец, у нее
нет психологического отдыха!
- Но теперь мы не менее образованны, чем мужчины! - крикнула
Рита.
- И, к сожалению, невоспитанны. Эта беда с воспитанием началась в
девятнадцатом веке, с развитием капитализма. Воспитание мужчин стали
заменять образованием, которое давало большие преимущества в жизни.
Воспитание сошло на нет, оставшись лишь по традиции в
аристократических семьях. Женщинам везде давалось больше воспитания,
чем образования. Это ослабило их в жизненной борьбе, но в то же время
спасло род человеческий от полного одичания, - и Екатерина Алексеевна
победоносно оглянулась.
- Частично вы правы, - согласился Гирин, - люди все больше
освобождаются от бесконечного и монотонного труда и в то же время не
подумали, чем заполнить досуг. Психологический провал современной
цивилизации - бесцельная, ничем не заполненная праздность. А заполнить
ее надо воспитанием детей и самовоспитанием. Большая проблема жизни -
держать человека в алертном состоянии, собранным физически и духовно.
Для этого нужно, чтобы у него была цель, большая, хорошая.
- Кому какая цель, - засмеялась Сима, по обыкновению закидывая
назад голову. - По-моему; у мужской молодежи своеобразный эскапизм,
как это вы называете, Иван Родионович, в грубость, невежливость,
нарочитую пошлость языка.
- Не потому ли, что долгое время рабочему классу делалась скидка
на невоспитанность, - прогудел Андреев, - вот они и маскируются под
старину?
- Мне кажется, это просто лень, - возразил Гирин. - Мы разучились
воспитывать. Заменили разнообразие обучения многочасовым сидением в
школе и над уроками и думаем, что все в порядке. Нет, товарищи, чтобы
хорошо воспитать человека, надо заставлять его работать по
четырнадцать часов в сутки, но уж непременно над разными вещами.
Школьные занятия сменять катком, танцами, ездой на автомобиле,
велосипеде, гимнастикой, музыкой. В клещах работы и тренировки - тогда
получится настоящий продукт, а не брак! Но чтобы клещи-то были
разнообразны! Пора понять глубочайшую ошибку, совершаемую всеми
родителями во всем мире, когда они прилагают все усилия, жертвуют
собой, надрываясь, чтобы обеспечить своим детям спокойную жизнь и
материальное обеспечение. Вместо того чтобы закалить их, научить
жизни, а не заслонять от нее! Умные люди понимают, что никакие дачи,
мебели, машины и капиталы ничего не дают, если нет человека, если он
не воспитан стойким, любознательным, активным деятелем жизни, любви,
знания, если он не идет по жизни сам, создает ее сам, не существуя ни
за чей счет.
- Пора установить судебную ответственность родителей за брак в
воспитании! - крикнул густоволосый молодой человек.
- Может, не так строго? - улыбнулся Гирин. - Будьте диалектиком и
знайте, что нельзя требовать от жизни абсолютного приближения к идеалу
и цели. Все лишь относительно, и потому не безразлична, так сказать,
цена достижения. И уж прямая, дикость - устремление к цели любыми
средствами. Жизнь неизбежно перевернет страницу, и идеал изменится.
Закон так трудно сделать справедливым на лезвии бритвы, что для этого
нужны величайшие усилия лучших умов. А все потому, что в ходе времени
плохое часто обертывается хорошим, а хорошее становится плохим. Это
диалектика жизни как процесса, перед которым оказалась бессильной
религия с ее попытками установить вечные истины и вечные требования к
человеку.
- Сейчас вообще принято обвинять друг друга, искать виноватых,
грозить карами, - задумчиво сказала Сима. - Мы все время осуждаем. А
по-моему, куда интереснее стараться понять, а не осудить... понять,
что во всяком человеке есть слабости, гармонирующие с его сильными
сторонами.
Екатерина Алексеевна молча обняла Симу за плечи, погладила по
голове.
- Я рассужу по-солдатски, - вмешался Селезнев, - солдату с
передовой идти некуда, пока воюет. Или в могилу, или в госпиталь.
Настоящему человеку в жизни некуда деваться, как стоять на передовой.
- Ай да отец! - восхищенно воскликнула Ирина.
Но Гирин с сомнением покачал головой.
- Весь мир стоит на том, что идущие впереди, храбрые и сильные
бойцы за свои труды имеют и славу, и почет, и большую долю, - Гирин
налег на последние слова, - в распределении благ. Но коммунисты должны
идти на самоотказ от этих лишних благ. И это еще полдела на пути к
коммунизму. Другие полдела и более трудные - отсутствие иждивенчества
слабых. Они должны совершать свою меньшую долю работы, но с не меньшим
героизмом и самоотречением, чем сильные. В этом второе плечо
диалектического равновесия в коммунистическом обществе.
И еще добавлю специально для вас, девушки и молодые женщины.
Пусть поймет каждая женщина-мать, что она и ее ребенок не отдельные
искорки, летящие во тьму и угасающие без следа, но звенья в
бесконечной цепи, протянутой из прошлого в необозримое будущее.
Крепость цепи зависит от каждого звена. А это звено нуждается в охране
психики с детского возраста. Вот и все, что я могу сказать вам в
заключение, и я опять виноват - вечно увлекаюсь.
Воцарившееся молчание было прервано аспирантом-кристаллографом:
- Уже поздно, и Рита подает мне знаки. Ей хочется танцевать, и
мне тоже. Но все-таки позвольте очень важный вопрос: правильно ли я
понял, что ваши уравновешенные люди с благородной психикой - это
средние люди, не тупицы, но и не гении. А как же гении в науке и в
искусстве? Не будут ли ваши психически уравновешенные и физически
совершенные люди просто безыменной толпой?
- Ни в коем случае! Если соберутся люди с, многосторонним
развитием и высокой общественной сознательностью - я бы хотел быть в
такой толпе! Что же касается гениев, то если понимать под этим словом
людей, намного превосходящих среднего человека своими способностями,
они двоякого характера. Те, которые в силу исключительного запаса
физических и психических сил обладают выдающейся работоспособностью и
успевают сделать гораздо больше других, средних людей, так же хорошо
уравновешены психически. Это и есть настоящие люди будущего. Но есть и
другой тип гениев, у которых односторонне развита какая-либо одна
способность в ущерб другим. Вследствие особой концентрации усилий,
фанатической одержимости эти люди в чем-то одном намного опережают
среднего человека, но психика их неуравновешенна, очень часто
параноидальна. Такие гении, с одной стороны, полезные члены общества,
с другой - трудные в общежитии и нередко опасные. Но довольно, мы с
вами забираемся уже в другую область. Как метко выразился Спенсер,
наше знание похоже на шар: чем больше он становится, тем больше у него
точек соприкосновения с неизвестным. Всякое обсуждение тоже: чем
детальнее разбирать вопрос, тем больше возникает побочных проблем. А
потому стоит ли слишком увлекаться дискуссиями и жертвовать для них
возможностью танцевать с такими превосходными танцорками, как
Маргарита Леонидовна и Серафима Юрьевна? Или с сибирской королевой?..
Селезневы уехали в воскресенье, а в понедельник Андреев вернулся
домой раньше обычного, сразу прошел в кабинет и повалился на диван.
Едва Екатерина Алексеевна услышала громкое исполнение
стихотворения "Четыре" известного геолога Драверта, положенного
Андреевым на свою собственную мелодию, как поняла, что муж получил
очередной "пинок судьбы", как он называл крупные неприятности.
Я встретил четвертую. Россыпь хрустела,
Брусника меж кедров цвела.
Она ничего от меня не хотела,
Но самой желанной была.
Она немедленно начала испытанное женское лечение: приготовила его
любимые киевские котлеты, достала острый сыр и молдавский коньяк.
Профессор выпил, уселся на диван и бесстыдно закурил на глазах у жены.
- Что случилось, Леонид? - спросила она.
- Да ничего особенного. Шел наискосок через двор, где сейчас
стройка около нашего института. Смотрю, стоит старая трехтонка, ЗИС,
такая же, на каких я пробивался через монгольскую пустыню или
корежился по таежным просекам. Стоит брошенная, с кабиной,
заколоченной фанерой, упершись радиатором в забор. Конечный тупик ее
службы.
- Так, а дальше?
- Разве не ясно, что и я тоже скоро вот так же упрусь носом в
забор?
Екатерина Алексеевна внимательно вгляделась в мужа, сощурилась и
присела рядом.
- Выкладывай, Леонид!
И Андреев рассказал жене о том, что только что был в КГБ. На его
имя была прислана толстая книга из Западной Германии с совершенно ему
неизвестным обратным адресом. В слегка отклеенном переплете книги он
нашел шифровальный код, адрес явки и уведомительное письмо, что
"согласно договоренности наш представитель доставит вам пятнадцать
тысяч долларов в обмен на обещанную вами информацию".
Следователь рассмотрел книгу, "обличительные" документы и сказал:
- Успокойтесь и поверьте моему опыту. Те, кто может платить такие
деньги, умеют лучше прятать шифровки. Следовательно, тут возникает
мысль о провокации. Вы, кажется, уже обращались к нам по поводу визита
анкарского археолога Дерагази?
- Да. Но каков подлец!
- Видимо, это только начало, как бы ни было прислано чего-нибудь
похуже. Мы, конечно, постараемся оградить вас, если вы дадите
разрешение осмотреть ваши бандероли, но ведь можно и пропустить
что-нибудь с виду безобидное.
- А что может быть похуже?
- Ну, например, книга или письмо с отравой, рукопись, скрепленная
так, что вы обязательно уколетесь, разнимая листки. Образцы камней или
кристаллов, в которые вделан сильный заряд радиоактивного вещества или
испаряющегося на воздухе яда... Да мало ли что сможет придумать
дьявольская изобретательность! А что она у них дьявольская, это вы
можете мне поверить. Поэтому будьте очень осторожны! Не доверяйте даже
присланному от давнишних ваших коллег, ведь воспользоваться их
адресами ничего не стоит.
- Понимаю, большое спасибо! Но... есть еще один человек, и его,
наверное, тоже надо предупредить.
- Вы имеете в виду доктора Гирина? Его не предупредить надо, а
побить! Своим необдуманным экспериментом он спугнул Дерагази и лишил
нас возможности его разоблачения.
- А может, Дерагази и не дал бы вам такой возможности?
- Не спорю, может быть. Но чего добился ваш Гирин? Ничего!
Философская декларация, извлеченная им из археолога, что она стоит?
Мало ли кому как хочется думать. А все из-за неверия в наши методы!
- Но как же все-таки с Гириным?
- Не беспокойтесь! Ваш самонадеянный доктор сказал, что он ничего
не боится, потому что, видите ли, он приказал забыть о себе! Смешно
думать, что Дерагази послушается.
На прощание следователь напомнил Андрееву, что они с нетерпением
ждут от него или Ивернева соображений, что могло интересовать шайку
Дерагази в материалах Ивернева-старшего. Рассказав все это жене,
Андреев вернулся к началу.
- Понимаешь, какая гадость! Пятнадцать тысяч! Вот мразь! И
сумму-то покрупнее придумал, чтобы правдоподобнее было: клюнул, мол,
старый дурак, не устоял... Теперь я понимаю, как чувствовали себя
безвинно оклеветанные люди.
- Нет, не понимаешь, - возразила жена, - на тебя только сделали
неудачную попытку набросить подозрение. Господам кажется, что у нас
еще остались маньяки, вероятно искренне верившие, что стоит любого
советского ученого выпустить за границу, как он сразу же с корабля или
поезда побежит в английскую или американскую разведку. Вот я, давайте
сто фунтов!
Профессор фыркнул, совсем как Рита, и махнул рукой, постепенно
успокаиваясь. Рюмка коньяку и сигарета довершили дело. Еще через
несколько минут Андреев громко распевал цыганский романс. Внезапно он
оборвал пение и задумался. "Перерою все еще раз! Съезжу в Ленинград, к
милейшей Евгении Сергеевне. Пусть покажет мне личный архив
Максимилиана Федоровича. Все же у меня процент бестолковости должен бы
быть поменьше, чем у Мстислава..."
_________________
О Деви! Ты-разум, небо, воздух, огонь, вода, земля. Ничто не существует вне тебя при твоем превращении. Ты стала священной королевой Шивы, чтобы изменить свою собственную блаженную форму сознания на форму мира.
|
| 21-10, 19:20 |
|
|
|
Aratron
Site Admin
Зарегистрирован: 29-08, 21:16
Сообщения: 1570
Откуда: Москва
|
Глава четвертая. МИЛОСТЬ БОГОВ
В наступившую жару москвичи толпами устремлялись за город. Не
отставали и Сима с Гириным. Сергей уехал на лето на какие-то
строительные работы и доверил любимому учителю свое бесценное
сокровище - мотоцикл, обмененный на выигранный по лотерее холодильник
плюс все сбережения сестры и гонорар Гирина за статью.
Гирин, бывший в юности мотоциклистом, вспомнил былое. Правда, при
современном движении нельзя было позволять себе особой лихости, но
машина давала возможность быстро достичь хороших купальных мест, не
заваленных телами жаждущих солнца и воды.
Чаще всего они ездили к одной излучине Москвы-реки, где маленькая
плотина подпирала воду, а отсутствие близкой дороги мешало скоплению
купальщиков. Гирин проезжал коровьей тропинкой, лавируя между
посинелых еловых пней, и спускался по песчаному откосу прямо на желтую
от цветов лужайку в ограде густого ивняка. Сима растягивалась на
старых мостках, неизвестно зачем выведенных далеко в реку, и
погружалась в задумчивость, следя за медленным колыханием кувшинок на
слабом течении. Вода, отражая металлическое знойное небо, казалась
маслянистой и, сдавленная крутыми берегами, темнела в глубине. Дно
виднелось таинственным и недосягаемым. Гирин садился в конце мостков,
поближе к ветхим, вбитым под берегом кольям и болтал ногами в
прохладной чистой воде. Сима, загорелая, в лиловом купальнике, с видом
ученой исследовательницы ловко выуживала толстые зеленые стебли с
цветами. Гирин, не отрываясь, смотрел на нее со странной тревогой на
душе. Потому что большая любовь - это всегда ответственность и забота,
защита и опасение, думы о том, как устроить и облегчить жизнь для
самого дорогого в мире существа.
Они прятали в кустах машину и одежду и плыли вниз по течению, со
смехом соскальзывая на животах по замшелому камню, подпиравшему
размытый край плотинки. Ниже река сильно обмелела: там было едва по
пояс. Сима и Гирин ухитрялись плыть по быстринке гуськом, с головами
под водой, лишь изредка набирая воздуху. Потом они шли, мокрые и чуть
продрогшие, по влажной береговой тропке, шлепая по теплым прозрачным
лужам. Осевшая на дно глина, густая, как сливки, приятно
продавливалась между пальцами босых ног, а сухой, пронизанный солнцем
ветер быстро осушал и гладил согревавшуюся кожу.
Яркий день, выдавшийся с утра, после полудня резко изменился.
Низкие тучи наползли с юго-запада, и озябшие купальщики не смогли
погреться на солнце. Гирин нашел затишное место под обрывом, собрал
кое-какие сучки и разложил маленький костер.
- Боюсь, что кончается хорошая погода, - огорченно сказал Гирин.
- А там кончится у вас отпуск.
- У меня еще много времени, - сказала Сима, - так много, что я не
знаю, стоит ли мне сейчас использовать все. Особенно если вы не будете
со мной.
- Я скоро уеду в Индию.
- Да, вы как-то упоминали об этом. Честно говоря, завидую.
Когда-нибудь и я попаду в эту замечательную страну. Я ведь
переписываюсь с индийскими преподавательницами гимнастики. Они
считают, что в нашей школе художественной гимнастики много
танцевальных элементов. Она очень подходит для Индии.
- Так почему бы вам не поехать теперь же?
- Это невозможно для простого смертного, как я, не приглашенного
какими-либо организациями и не имеющего денег на туристическую
поездку. Пока они у нас непомерно дороги!
- Сима, почему бы вам не поехать со мной - у меня все расходы
оплачены индийским институтом... Я вовсе не шучу, - добавил Гирин на
иронически недоверчивый взгляд Симы. - Вы знаете, что я не принадлежу
к острякам, а сейчас речь идет о самом важном в моей жизни.
- Не понимаю!
- Поскольку мне суждено вроде д`Артаньяна свой век прожить в
малых чинах, вы можете поехать со мной только в одном качестве - жены!
Сима вздрогнула, отступила на шаг, коротко вздохнула. В ее широко
раскрывшихся глазах Гирин прочитал испуг, радость и что-то похожее на
досаду или разочарование.
- Вас смутило мое предложение, - поторопился добавить он, - но
ведь все к тому шло, и я...
Сима подалась к нему одним из своих неуловимых движений и
положила кончики пальцев на губы Гирина.
Не поднимая глаз, Сима заговорила. Ее щеки запылали.
- Видите, я, должно быть, совсем не такая... как вам кажется.
Наверное, я испорченная.
- Какая дьявольская чепуха! - с возмущением воскликнул Гирин.
- О нет! Вот вы не знаете. В первый момент от ваших слов огромная
радость - и сразу огорчение. Почему так?
- Как?
- Ну, поймите же!
- Ах, вот оно что, - Гирин рассмеялся с невыразимым облегчением,
нагнулся, схватил ее. Продолжая смеяться, он высоко подбросил ее,
поймал и крепко прижал к груди.
Сима обняла его шею. И как тогда, в Никитском саду, она струной
вытянулась на руках Гирина, целуя его. Прошло много времени, прежде
чем он опустил Симу на землю.
- Хорошо, все хорошо! - воскликнула она, прижимаясь к нему.
И снова Гирин поднял ее, чтобы не отрываться от ее глаз,
бездонных и огромных, тех самых пресловутых погибельных омутов, о
каких мечтает с начала человеческого рода каждый добрый молодец.
- Видите теперь, что я глупая, видите, - зашептала, зажмуривая
глаза, Сима, - мне надо было догадаться еще в Никитском саду, а я не
поняла даже после того, как видела битву с Дерагази. Вы боялись
своего... влияния, да, верно? Верно, Иван, мой милый? Ты милый, -
громко повторила Сима, прислушиваясь к звучанию слов.
- Верно! - ответил Гирин, зарываясь лицом в ее растрепавшиеся
волосы, и снова поцеловал ее так крепко, что Сима опять замерла, как
коненковское изваяние.
Капли дождя упали на лицо Симы.
- Поехали! - Гирин шагнул к мотоциклу. - Иначе наш конь не
вывезет по глине. Быть нам мокрыми!
- Быть! - с восторгом согласилась Сима, закидывая голову, чтобы
отвести с лица запутанные ветром черные пряди.
Едва успели они выехать на шоссе, как темные облака нависли над
головой. Гирин понесся наперегонки с ветром, пока шоссе было сухим, но
все же не успел спастись от дождя. Уже перед самой Москвой ливень,
шумный, яростный и теплый, обрушился на них, вымочил до нитки. Сощурив
глаза и едва различая дорогу, Гирин был вынужден свернуть к краю шоссе
и замедлить ход, а мокрая Сима, прижавшись щекой к его спине, пела
весело, как бы дразня непогоду:
Жал я в новенькой деревне, не видел веселья,
Только видел я веселье в одно воскресенье.
По задворкам девица водицу носила,
Не воду носила - дорожку торила.
Плеск дождя, шумящие под колесами брызги создавали естественный
аккомпанемент словам.
Коромысло тонко гнется, свежа вода льется,
То не свежа вода льется - девица смеется!
Сердце молодецкое бьется, бьется!..
Гирин осторожно миновал перекресток и въехал на Бородинский мост.
- Поедем прямо ко мне. Сушиться и пить чудодейственный зеленый
чай!
- Перед люй-чаем не могу устоять!
Сима прикорнула на диване, закутавшись в пижаму Гирина. Гирин
вошел, неся чайник. С Симой, уютно свернувшейся в клубок, его комната
стала совсем иной. Таково было свойство Симы придавать окружающим
предметам какую-то подчеркнуто особенную прелесть. Узкая,
непримечательная речка с Симой на берегу делалась вдруг значительной,
таинственной, наполнялась солнечной приветливостью.
Стоя у стола с чайником, он думал, глядя на Симу: "Стремление к
таинственности и загадочности места, жилища или особенно человека,
свойственное всем романтикам, вызвано ожиданием глубины,
необыкновенности, разнообразия. Если же за первым впечатлением
открывается нечто мелкое, как блюдце, то получается реакция
разочарования, то есть устойчивое торможение, тем более сильное, чем
сильнее были ожидания. А с Симой - чувство новизны и глубины всегда
сопутствует ей. Возникает ли это из ее особенной сдержанности или
миража в любящих глазах? Во всяком случае, теперь понятно, откуда у
древних славян была вера в существование прекрасных волшебниц лесов и
полей, называющихся "девами жизни", позднее русалками, которые
передавали человеку радость жизни и силу природы".
Вопросительный взгляд Симы прервал размышления Гирина.
- Я подумал о радости и силе, - пояснил он, - считающихся особым
даром судьбы, милостью богов. А на самом деле они лежат в основе
здоровой человеческой души, возникают в человеке. Следовательно, он
сам дарит себя этими благами.
- Как же это суметь?
- Дело не в умении, а в способности на огромные душевные подъемы.
Впрочем, может быть, и нет никакой такой особой способности, а все
дело в обстоятельствах, отмыкающих запертую психическую силу.
- И у тебя бывали такие минуты?
- Бывали.
- И как?
- В такие минуты кажется, что стоишь на пороге неведомой страны,
как будто перешагнув за черту привычной, знакомой жизни. Все
физические и душевные силы необычайно напряжены и сосредоточены лишь
на одном, а все остальное воспринимается приглушенно, как бы стороной,
и в то же время очень остро и тонко. Появляется безразличие ко всему,
кроме единственной цели. Нет, пожалуй, не безразличие, а скорее
колдовское бесстрашие перед властью жизни, той, что сковывает
человека, определяя его поступки.
Все призрачней и невесомей становишься, и наконец появляется
чувство близости смерти. То ли волшебная страна, то ли смерть. Один
шаг отделяет тебя от той или другой, и не знаешь, может это одно и то
же? Кажется, что можешь умереть в любую последующую минуту, но это
вовсе не страшно, наоборот, притягательно.
Многим такое ощущение может показаться странным, но если они
вспомнят свои полудетские чувства первого прикосновения двух
влюбленных...
- И не только любви! - воскликнула Сима. - Когда что-нибудь
бывает особенно хорошо, кажется, что можно тут же умереть. И пусть, и
не страшно!
- Ага, ты знаешь! Это чувство ясной и близкой смерти появляется в
моменты наивысших душевных подъемов. Наше подсознательное
предупреждает нас, что мы стоим на краю и перетянутая струна жизни
вот-вот готова лопнуть. Интересно, что абсолютно отсутствует всякий
страх смерти. Вместо него приходит чувство единения со всем миром,
чистоты и прозрения. Ты читала прекрасную книгу австрийского геолога
Тихи "Чо-Ойю, милость богов"?
- Нет, и по тебе вижу, что много потеряла.
- Много. Тихи написал правдивую повесть о своем восхождении с
маленькой и легко снаряженной экспедицией на один из еще не покоренных
гималайских гигантов, Чо-Ойю (Богиня бирюзы), высотой восемь тысяч
двести метров. Только отчаянным порывом, с безмерным напряжением сил
храбрые шерпы и австрийцы взяли вершину. Тихи понимал весь риск этого
похода и то, что он закончился победой, счел подарком судьбы,
"милостью богов". Вот что он пишет о дне взятия вершины.
Гирин мгновенно нашел на полке небольшую книгу с изображением
шерпа-альпиниста на фоне снежных вершин и прочитал:
- "Все ниже уходили другие вершины, все шире открывалось синее
небо Тибета... Мы достигли "зоны смерти" - высоты восьми тысяч метров.
Этот термин не выдуман жадными до сенсаций журналистами, его ввели
врачи, установившие, что на этой высоте в организме человека, если не
применять кислорода, может остановиться обмен веществ, то есть
наступит смерть. Процесс необратим..."
Они шли без кислорода, - заметил Гирин, поднимая глаза от книги.
От Симы не укрылся их необычный блеск, выдававший волнение. - "Как ни
труден каждый шаг на высоте, как ни задыхались мы, тем не менее
испытывали самое большое и счастливое приключение. Возможно, причиной
этого являлась чисто физическая близость неба, сознание, что мы
достигли границ нашего мира. Возможно, нехватка кислорода заставляла
извилины мозга работать по-другому...
Я чувствовал себя одновременно богом и жалкой пылинкой. Небо,
лед, скалы и я стали неделимым целым. Мне казалось, что я перешел
через границу реального мира и достиг мира с другими законами. И я
вспоминаю слова Уильяма Блека: "Если бы были открыты ворота абсолютной
воспринимаемости, человеку все казалось бы так, как это есть, -
бесконечностью". Здесь эти ворота широко раскрылись, и меня заполняло
непередаваемое сверхчеловеческое счастье. Ничто не изменилось оттого,
что я, когда мог ясно мыслить, был убежден, что должен умереть в этот
день. Мы поднимаемся поздно, не сможем вернуться в лагерь и
обязательно замерзнем. Эта мысль входила в мое счастливое настроение.
Она не содержала в себе ничего угрожающего или героического и не
заставляла меня спешить. Радость от будущего успеха, а теперь я был
убежден, что мы достигнем вершины, уже не играла никакой роли. Вершина
имела ту же ценность, как все окружающее и я сам, - она была просто
частью целого.
Несмотря на убеждение, что день кончится нашей смертью, я более
не чувствовал ответственности за идущих рядом друзей. Понятия
переместились и уступили место не равнодушию, а другой оценке...
Вдруг подъем прекратился (они шли без отдыха уже восемь часов! -
с восхищением заметил Гирин), и над нами было только бесконечное синее
небо. Как колокол, оно опускалось вокруг нас. Покорение вершины -
большая радость, но близость неба - величественнее. Мало людей до нас
было так близко к нему..." Без всяких машин, лишь с помощью ног! -
заметил. Гирин, закрыл книгу и протянул ее Симе. - Я прочитал большой
отрывок, потому что здесь Тихи очень точно передает состояние
величайшего напряжения всех физических и душевных сил, неизмеримой
радости на пороге смерти.
- Не понимаю, почему это так, - задумчиво проговорила Сима.
- И я не знаю. Нет исчерпывающего объяснения. Хотя с точки зрения
психофизиологии основа явления понятна. Человек как организм,
биологическая машина приспособлен к тому, чтобы время от времени
переносить громадные напряжения всех сил. На это рассчитана и психика,
и потому такие мгновения приносят ни с чем не сравнимую радость. Они
неизбежно редки, потому что не могут быть долгими, да и обстановка, их
вызывающая, всегда чрезвычайна и во многих случаях заканчивается
смертью. Помнишь прекрасный рассказ Уэллса "Зеленая дверь" - туда
нельзя заглядывать часто, потому что можно не вернуться!
Высочайшее напряжение всех сил всегда приводило к таким
выдающимся достижениям, в чем бы они ни заключались, что они считались
ниспосланными свыше, милостью богов. На деле же эти дары были по праву
добыты человеком, сумевшим отдать всего себя для этого. Разве не
прекрасно, что содеянное человеком кажется божественным и скрытые в
нем силы настолько велики, что почитаются как милость богов?
- Мне кажется, что в бою должны быть такие состояния, когда уже
нет ни страха, ни опасения за себя или товарищей и только радость
битвы, - взволнованно сказала Сима.
- Конечно же! Разве подъем на Чо-Ойю не тот же бой? Добавлю: не
только нет страха смерти, но может исчезнуть чувство боли. Знаменитые
масаи Восточной Африки - "храбрейшие из храбрых", которые охотятся на
львов со щитом и копьем, приходят в такой боевой экстаз, что
совершенно не чувствуют ран. Когти и зубы льва наносят им жестокие
ранения. Не раз охотники-европейцы тут же зашивали им раны, а воины,
находясь еще в пылу сражения, с отвердевшими, точно каменными, телами,
совершенно не замечали операций. Замечательно, что при таких
психических состояниях заживление тоже происходит быстро. Мы только
еще начинаем понимать важность психического воздействия на процессы
выздоровления и вообще преодоления болезни - не так уж давно все это
считалось чепухой. А, например, в Бирме даже для слонов применяют
психологическое лечение.
- Не говори такое своим коллегам, иначе они сотрут тебя в
порошок.
- Обдерут пальцы!
- А мне - можешь!
- Знатоки слонов уверяют, что по характеру, возрастным изменениям
и отношению к болезни слон очень похож на человека, разве что
несколько мужественнее в некоторых отношениях и слабее - в других.
Бывает так, что слон заболевает чем-то неизвестным, что не поддается
обычным способам лечения и не требует операции. Слон устает бороться с
болезнью, несколько раз тяжело вздыхает, стонет и ложится. Если его
немедленно не поднять, то он уже более никогда не встанет. И тогда
бирманские слоновые лекари решаются на крайнее средство - с гиком
бросают в глаза слону страшно едкий перец. Нестерпимая боль приводит
животное в ярость, оно поднимается и... выздоравливает.
Сима не выдержала и залилась смехом.
- Я представила себе, - виновато созналась девушка, - как ты
приходишь к больному и после осмотра сыплешь ему перец в глаза.
Воображаю!
- Перец не перец, - пробурчал Гирин, - но и человек не слон,
можно будет найти другие способы.
- Скажем, револьвер и ужасающую брань! - прищурилась Сима.
Гирин проницательно посмотрел на нее.
- Оставь женские штучки, Сима. Скажи сразу - что плохо?
- Ничего не плохо, но... я не поеду с тобой и вообще - зачем я
вам?
- Как ты можешь так шутить!
- Я отнюдь не шучу. Неужели ты... вы этого не видите? У вас в
жизни было уже все, вы захвачены наукой, что вам еще надо?
Гирин замер в недоумении, как остановленная на скаку лошадь,
потом тряхнул головой, будто сбрасывая что-то.
- Надо еще много и прежде всего тебя! - последнее слово
прозвучало резко, как удар, и Сима физически почувствовала его силу. -
Ты ошибаешься, думая, что я тот самый Ваня Гирин, который носился на
гребной лодке по Неве. И не тот, кто добросовестно практиковал в
северной больнице или был главным хирургом и командовал госпиталем.
Даже не тот, кто приехал в Москву почти два года назад. Всех нас
меняют, лепят по-иному, оставляя лишь основу, время и опыт, да еще
собственное старание - падение или совершенствование. И новому Ивану
Гирину нужна позарез Серафима Юрьевна Металина - такая, как она есть
сейчас, сию минуту.
- Но у тебя превыше всего наука!
- Тот, для кого превыше всего наука, одержимый фанатик, а я
никогда не был и не буду таким. Но не буду тебя уверять, что в тебе -
вся жизнь. Нет, как бы я ни любил тебя, мне надо, кроме тебя, еще
много, так же как и тебе, помимо меня. Иначе что ж - мир как комната,
и все, что в этой комнате, вырастет, словно в кошмаре, до чудовищно
преувеличенных размеров! Да?
- Да! - тихо сказала Сима, снова приближая к лицу Гирина свои
погибельные глаза. И на этот раз вся власть над прошлым, настоящим и
будущим перешла к Симе. И никогда еще Гирин не испытывал такой светлой
радости и столь полного соответствия чувств.
Наконец Сима высвободилась, вскочила и велела Гирину любоваться
слоном. Когда он повернулся, Сима уже переоделась, стояла у
приоткрытого окна и, смотрясь в него, как в зеркало, оглаживала на
себе высохшее платье.
- А как же утюг? - воскликнул Гирин.
- Не надо. Мне пора, я обещала сегодня позаниматься с девочками.
- А вечером, попозже?
- Мне хочется побыть одной! И не надо смотреть так изучающе,
Иван, хороший мой... - прошептала, покраснев, Сима. - Ничего нет за
этим. Просто побыть одной.
Сима, поднявшись на носки и вытянув шею, крепко поцеловала
Гирина.
Гирин застал профессора Андреева над кучей раскрытых толстых
справочников, с дымящейся папиросой в зубах - явление
экстраординарное.
- Простите великодушно, что побеспокоил, но тут Мстислав прямо
обращается к вашей милости!
По возвышенной фразеологии было ясно, что профессор чувствует
себя на грани важных событий.
- Прочтите, утром доставлена из МИДа.
"Убедительно прошу проверить материалах отца упоминание новом
минерале двт прозрачные сероватые кристаллы тчк спросите Гирина что
известно воздействии мозг излучений зпт ядов зпт газов заключенных
кристаллах минералов приводящее потере памяти тчк выясните срочно.
Сугорина описание камней похищенных прошлой весной Горном музее
телеграфируйте мне Нью-Дели посольство Ивернев".
Профессор озабоченно следил за выражением лица Гирина, и, не
увидев достойной, по его мнению, реакции, недовольно вздохнул.
- Ничего не знаете? - с оттенком презрения воскликнул геолог.
- Ничего, Леонид Кириллович! - сознался Гирин. - Конечно, я
подумаю, посоветуюсь со знающими людьми - биофизиками, биохимиками, но
боюсь...
- Эх, вы!
- А вы!
- Так ведь тут что-то новое!
- А почему вы не допускаете, что может быть нечто совершенно
новое и неизвестное в нашей области? Чужая наука обязана быть мудрее?
Студенческое представление, позвольте сказать.
- Да я ничего, - примирительно буркнул Андреев. - Значит,
попробуете выяснить? Только если можно - поскорее.
- Конечно! Все же два-три дня понадобятся.
- Ну, так это отлично. Я сегодня еду в Ленинград читать дневники,
попутно выясню у матери Мстислава, где Сугорин, и снесусь с ним.
Меньше чем в три дня тоже не уложиться. Ужинать будем?
- Нет.
- Ну и хорошо. Мне к семи часам в Шереметьево.
Спустя несколько часов Андреев вел неторопливый разговор с
матерью Ивернева.
- Мы с вами, кажется, однолетки, Леонид Кириллович?
- Если вы девятьсот второго года.
- Тогда вы постарше: я - девятьсот пятого. Но все равно, мы
одного поколения. Следовательно, вам понятно, что я не могу ничего
знать о делах тринадцатого-пятнадцатого года. Ищите сами.
Располагайтесь в комнате Мстислава. Я вам помогу лишь технической
работой: разбирать почерк Максимилиана Федоровича. Плохо быть второй
женой, да еще поздней. Ведь Максимилиан Федорович женился на мне в
двадцать восьмом, когда мне было всего двадцать три, а ему уже сорок
четыре. Его первая жена умерла в двадцать пятом.
- Почему же плохо, я не понимаю?
- Потому что не дойдешь вместе до конца и останешься одиноким
стражем его памяти.
- А сын?
- Он, наверное, придет к пониманию отца, когда меня уже не будет.
Я говорю о большом, глубоком, влияющем на жизнь и вовсе не хочу
упрекнуть Мстислава в недостатке сыновней почтительности.
- М-м...
- После ваших вопросов я впервые почувствовала, какой большой
кусок жизни мужа прошел до меня и без меня. И я ничего не знаю о нем.
Не о внешнем, это все мне рассказано, а вот так - душой. Я бы, может,
угадала и нашла, что вы ищете, но не могу, не чувствую, где оно
скрыто, в каких словах.
- Ничего, вместе что-нибудь да сообразим, - уверенно сказал
Андреев, опускаясь в кресло перед старым столом; некогда служившим
Иверневу-отцу, а теперь заполнившимся результатами исследований сына.
Лишь на второй день Евгения Сергеевна обратила внимание Андреева
на подчеркнутую резко и твердо фразу в записной книжке 1916 года: "Не
забыть поговорить с Д. У. насчет моих серых камней - для Анерта".
Через две страницы, сплошь исписанные цифрами расчетов предстоящей
свадьбы, в самом низу обнаружилась малоразборчивая фраза: "Вчера был у
Алексея Козьмича на квартире (улица Гоголя, 19) - он продал мои камни.
Эд. Эд. будет огорчен, да и я теперь не смогу..." Дальше карандаш
скользнул по краю странички, и надпись обрывалась.
- Вот это те серые камни, очевидно, ключ ко всему, что произошло,
- сказал Андреев, закуривая папиросу, ставшую невкусной, - надо искать
теперь дальше.
Но дальше, сколько оба ни листали плотные, еще свежие страницы,
ничего не нашлось, и едва наметившаяся путеводная нить исчезла.
_________________
О Деви! Ты-разум, небо, воздух, огонь, вода, земля. Ничто не существует вне тебя при твоем превращении. Ты стала священной королевой Шивы, чтобы изменить свою собственную блаженную форму сознания на форму мира.
|
| 21-10, 19:22 |
|
|
|
Aratron
Site Admin
Зарегистрирован: 29-08, 21:16
Сообщения: 1570
Откуда: Москва
|
Глава пятая. СЕРЫЙ КРИСТАЛЛ
Ураган сотрясал тонкие стены тропической постройки. Слабому,
точно ребенок, Иверневу мерещились могучие ветры Гималайских гор.
Чередой проходили в памяти образы прекрасного Кашмира, качались и
дрожали, будто в мираже, и пропадали, развеиваясь на стенах комнаты,
затянутых светлой тканью. Подолгу стоял перед ним и часто возвращался
один, видимо, накрепко врезавшийся в память пейзаж.
Высоко в горах, за пределами лесов, находилась долина, засыпанная
камнем и обставленная гигантскими хребтами. От нее отходила вбок
исполинская промоина, крутая, как воронка, врезанная глубоко в стену
снегового кряжа. У самого устья ее стояла маленькая деревушка - всего
пять домиков и одно заботливо выращенное деревцо. С вершины перевала,
откуда смотрел Ивернев, домишки казались немногим большими, чем
обломки скал, щедро насыпанные с левого борта долины. Вверху, на
непомерной высоте, вихрилась буря, вздымавшая блестящее облако
снеговой пыли, полупрозрачным покровом ползущее вниз. Яркое солнце и
глубокое синее небо отражались от колоссальных языков снега,
спускавшихся между черным хаосом иззубренных скал почти до устья
боковой воронки. Дно долины направо и налево насколько хватал глаз
было однообразно серым, как может быть сер однородный камень,
исторгнутый из рассеченных недр горы. Эта почти пугающая необъятность
каменного моря, гигантских скалистых стен и голубоватых ослепительных
снегов окружала ничтожные жилища человека, такие хрупкие, что их
делалось жаль, точно несчастное живое существо.
Но в домах жили гордые, сильные и уверенные люди, будто рожденные
этими грозными горами. Когда он думал об этих людях, лежа в
полусне-полубреду, его охватывало лихорадочное возбуждение. Он был
несказанно счастлив, что они там живут и что они такие.
Болезнь оставляла его, но впереди все еще предстояло несколько
дней беспомощного лежания в постели. Скверный паратиф, подхваченный в
тысячелетнем, колодце когда, поддаваясь минутной слабости и
нестерпимой жажде, он решился напиться сырой воды.
Новые друзья не отдали его в больницу, а организовали отличный
медицинский уход, наняв двух юных и невероятно строгих медсестер,
которых сопровождал смешливый и лукавый "брат милосердия". Врач -
толстый, маленький, всегда потный - посещал геолога каждый день,
приезжая на смрадно дымящем старом автомобиле, которым он управлял со
сноровкой, достойной профессионального гонщика.
Все шло хорошо, только Ивернев нервничал, злился на себя и судьбу
из-за нелепой болезни. Он давно должен был быть в Дели, где ждут его
телеграмма и письма от Андреева и Сугорина, вероятно, и Гирина. Очень
может быть, что разгадка отцовской тайны, людей с кольцами и черной
короны находится там, в этих ничего не значащих для других людей
ответах на его телеграмму.
Удивительно, какие хорошие люди окружали его! Итальянцы,
индийский художник Рамамурти и его прекрасная жена отложили свой
отъезд в Дели, чтобы дождаться его выздоровления. Чезаре погибал от
любопытства в ожидании ответа из России. И не только любопытство
удерживало его. Если бы загадка черной короны как-то прояснилась, он
знал бы, каковы могут быть последствия странной болезни Леа. Недавнее
нападение наемных похитителей свидетельствовало, что тень, появившаяся
за спиной итальянца в Кейптауне, последовала за ним сюда, в этот
большой индийский город. По здравому смыслу всем надо было уехать, но
они медлили. Может быть, в этом была повинна Сандра, проникшаяся к
русскому геологу глубокой симпатией.
Как-то в приступе меланхолии, вызванной усталостью и полным
отсутствием каких-либо вестей о Тате - мать писала обо всем, только не
о том, что было всего важнее для ее сына, - он рассказал Сандре о
причине своей тоски. И Сандра нашла в чем-то сходство в своей судьбе и
трагедии Ивернева. От Андреа долго не было писем, и ей казалось, что
он исчез так же бесследно, как и Тата. В компании двух счастливых пар
Сандра иногда тосковала по своему храброму рыцарю и принялась опекать
Ивернева. Может быть, скорой поправкой он был обязан ей, ежедневно
навещавшей и развлекавшей его.
А сегодня Сандра принесла телеграмму из Дели, извещавшую о
приезде туда доктора Гирина. Чтобы не волновать мать, Ивернев ничего
не сообщил о болезни, и Гирин приглашал его повидаться. Ивернев тут же
продиктовал Сандре телеграмму: "Лежу больной Мадрасе, очень нужно
увидеться, захватите почту посольстве дорога самолетом будет
оплачена". Последнее Ивернев добавил, зная о весьма скромных достатках
ученых, приезжающих на конгрессы. Его собственный заработок был куда
больше. Вряд ли посещение Мадраса входило в планы Гирина, как
большинство приезжавших на конференции русских, он должен был посетить
лишь Бомбей и Калькутту.
Но Ивернев ошибался - после конференции в Дели Гирина повезли
именно в Мадрас.
Ивернев в первый раз сел на постели, и это событие совпало с
появлением Гирина. Доктор вошел, еще более громоздкий в белом
просторном костюме с непривычной и явно мешавшей ему шляпой в руке, в
сопровождении невысокой загорелой молодой женщины, большеглазой и
черноволосой, оказавшейся его женой.
Гирин с наслаждением подставил лицо вентилятору. Сима, несмотря
на узкое платье, казалось, не чувствовала зноя, и ее гладкая кожа была
сухой. Такой же способностью переносить жару удивляла Ивернева и
Тиллоттама.
Начались расспросы о Москве, родных и знакомых, о всем том, что
показалось бы незначащим иностранцу, но столь же важно для
встретившихся соотечественников, как те обычные, но полные скрытого
смысла слова, какими обмениваются влюбленные. Вспомнив что-то, Ивернев
вдруг замолк, и Гирин, понимающе кивнув, извлек из кармана пакет. Тот
нетерпеливо разорвал обертку, начал читать. Гирин встал, и они с женой
направились на веранду.
- Простите, Иван Родионович! - От смущения слабый голос Ивернева
стал еще тише. - И Серафима Юрьевна. Я так давно и с нетерпением ждал
вестей, что забыл приличия.
- Пустое. Тем более что там есть действительно интересные вещи.
Прочтите, тогда и я добавлю немного. Я выполнил вашу просьбу, правда,
с ничтожным результатом. - Гирин прикрыл за собою легкую дверь, и они
с Симой спустились по каменным ступеням в крошечный садик.
- С этой стороны тень и ветер с моря. Жарко тут для нашего брата
северянина, а ведь я всегда легко переносил жару. Как тебе ничего не
делается? Горжусь и завидую. Вот это настоящая терморегуляция!
- Слишком много занимался в последний год этой самой
терморегуляцией, - укорила Сима, - только теоретически.
- Сознаюсь, - Сима поцеловала Гирина, поднявшись на носки и обняв
его закинутыми за шею руками.
- За что? - спросил Гирин, ладонями отводя назад ее волосы и
касаясь маленьких ушей, которые он так любил.
- Когда мужчины перестанут задавать этот вопрос? От пещер мы
дошли до звездолетов, и все по-прежнему...
- Традиция неплоха! - расхохотался Гирин.
С громким шуршанием гравия у ворот затормозил низкий зеленый
автомобиль.
- Без сомнения, гости к Иверневу, - шепнула Сима, как будто здесь
кто-нибудь мог понять русскую речь.
- Д-да! - поморщился Гирин. - Беда мне, если кто-нибудь не
говорит по-английски!
- Опять позднее раскаяние.
- Сознательно предпочел лишний шаг в науке совершенствованию в
языках! И в общем ничего страшного, стоило. Я не намерен много
странствовать по загранице, английского хватит.
Из автомобиля вышло много людей. Три женщины: две дочерна
загорелые европеянки и очень смуглая дочь Индии, казавшаяся еще темнее
в черном сари. Четверо мужчин - два индийца, два европейца, в каждой
паре - старик и молодой.
- Целая делегация почтила выздоровление нашего геолога, -
ухмыльнулся Гирин, - очевидно, Ивернев пользуется успехом.
Хозяин дома и приехавшие были давно знакомы, и непринужденность,
установившаяся между ними, несколько нарушалась присутствием Гирина,
Симы и стройного старика с густой, как у сикха, бородой, необыкновенно
величественного в высоком белом тюрбане. Художник Рамамурти объявил,
что это его гуру - профессор истории искусств Витаркананда. Ивернев
кое-что знал о роли ученого в жизни Даярама и приподнялся на постели,
чтобы почтительно приветствовать Витаркананду. Но старик с женски
нежной заботой заставил его улечься и несколько раз провел концами
пальцев по лбу и вискам больного. Приятное чувство покоя и доверия
охватило Ивернева, он на минуту закрыл глаза.
- Его нельзя утомлять! - нахмурилась Сандра, восхитившая Симу
своей уверенной красотой.
Однако после того как жена индийского художника откинула на плечи
свое тонкое покрывало, низко поклонилась больному и потом, чисто
европейским жестом, подала ему обе обнаженные до плеч руки, Сима уже
не могла смотреть ни на кого больше. А оба художника, Даярам и Чезаре,
присматривались к редкой в Индии представительнице прекрасного пола из
далекой России.
Никто из них, кроме Ивернева, не замечал, что двое ученых
смотрели друг другу прямо в глаза с той прямотой, какая может быть
только у больших друзей или смертельных врагов.
Едва Витаркананда, успокоив геолога, повернулся к присутствующим,
как встретил изучающий взгляд русского врача. Слегка приподняв
изломанные смоляные брови над глубокими темными глазами, индиец
вопросительно посмотрел в бледно-голубые, как тибетские снега на
рассвете, глаза русского. Несколько минут длился их никем не
замеченный поединок, или, вернее, проба сил, пока Витаркананда
вполголоса не спросил Гирина:
- Вы из стоящих на пути?
- Если вы разумеете под путем науку - да, если йогу - нет.
Профессор скрыл улыбку под широкими седыми усами.
- Каждый ученый, если он истинный ученый, бесстрашный и
отрешенный познаватель правды, и есть жнани-йог с дисциплиной мысли и
воли.
- Трудно самому определить, истинный ли я ученый, но стараюсь
служить науке по мере сил и без корысти.
- Я вижу,- ответил Витаркананда, - так же как вижу, что она, - он
перевел взгляд на Симу, - прошла немало ступеней Гхеранда Самхита
(профессор употребил тантрическое название хатха-йоги).
- Уверен, что жена не думала об этом, - улыбнулся Гирин.
- У вас в России, да и вообще на Западе немало людей, не
подозревающих, что они йоги, но достигших таких же высот
совершенствования и понимания.
Громкое восклицание Леа прервало их неторопливый разговор. Сандра
перевела быстрый поток итальянских слов.
- Леа говорит, что давно мечтала увидеть поближе одну из
удивительных русских гимнасток!
- Я хоть и русская гимнастка, но меня нельзя причислять к
замечательным нашим девушкам, победившим в Риме, - ответила Сима, - я
одна из мастеров спорта, каких у нас много тысяч. И это правда, а
вовсе не скромность.
- Все равно, вы мне нравитесь! - заявила Леа, беря Симу под руку.
- Смотри, Чезаре, она тоже маленькая, как и я, разве чуть выше.
- Немного, всего сантиметров на пять!
- Я привыкла к мужскому презрению, - вздохнула Леа, - но должна
тебе заметить, что неприлично проглядывать глаза, как ты делаешь.
Сначала с Тамой, теперь вот с русской. В первую же встречу! Думаешь,
если ты художник, так тебе все дозволено? А дальше что будет?
- А дальше будет вот что. - Чезаре поднялся. - Мы утомили
Тислава, - так итальянец произносил трудное имя. - Пора идти. Я
предлагаю новым русским друзьям поехать с нами. Недалеко богатая
вилла, владельцы которой уехали в путешествие. Мы арендовали там
купальный бассейн, глубокий, с вышкой. Это сильно облегчило пребывание
в жарком Мадрасе!
Сима вопросительно посмотрела на Гирина, тот на Ивернева. Геолог
согласно кивнул.
- Бассейн в кафеле цвета неба, и теплая вода смешана с ключевой!
Голубая прохлада! - соблазнял Чезаре. - Профессора мы тоже захватим с
собой.
Глаза Даярама и Тиллоттамы сделались круглыми от ужаса.
Витаркананда нисколько не оскорбился, мягко объяснив, что принадлежит
к старому поколению, для которого такие вещи невозможны. Чезаре
поспешил попросить прощения. Ученый ласково отклонил повинную.
- Хотелось бы встретиться с вами, - обратился он к Гирину, -
когда вы отдохнете от путешествия и будете свободны от конференции.
- Я не устал, но заседания начнутся уже завтра, - ответил Гирин.
- Может быть, для вас удобно в субботу, в конце конференции.
- Очень хорошо. Я прошу вас приехать ко мне, оказать мне эту
честь. Вы позволите, чтобы пришли несколько моих друзей? Будут только
мужчины. Даярам приедет за вами. Мои друзья будут очень рады встрече с
русским врачом-психологом. Мы уже слышали о ваших выступлениях на
делийской конференции.
- Я очень благодарен, - тихо сказал Гирин, - я плохой оратор и не
слишком силен в английском языке. Однако мне чрезвычайно интересно
встретиться с вашими друзьями. Жаль, что мое пребывание здесь очень
ограничено.
- Но почему же его нельзя продлить?
- Я обещаю вам попытаться!
- Благодарю! И еще один вопрос: для вас Даярам разыскивает старую
легенду о черной короне и походе Искандера в Индию?
- Это просьба моего друга, геолога Ивернева. Однако и я
заинтересован в отыскании рукописи предания.
- Хорошо, мы теперь примем участие в этом деле. Древние легенды
об Искандере собирает и изучает один японский профессор, приехавший
четыре года назад в Индию. Я слышал о нем только мельком. Но могу
узнать точнее и связать вас с ним.
- Лучше не надо.
Витаркананда искоса взглянул своими всезнающими глазами.
- Я понимаю. Вы опасаетесь привлечь внимание тех... кто охотится
за итальянским художником. Хорошо. Но мне пора. - Витаркананда
поднялся, сделал общий поклон и вышел в сопровождении Даярама.
Гирин убедил Симу ехать купаться с итальянцами, а сам остался у
Ивернева. Сима поняла, что им надо поговорить наедине, и поехала под
опекой Леа и пожилого итальянца, покрой легкого кителя, дубленое лицо
и бестрепетный взгляд которого выдавали моряка. Не успела веселая
компания покинуть дом, как геолог попросил, чтобы Гирин помог ему
сесть. Потрясая исписанными знакомым почерком Андреева листками, он
воскликнул окрепшим голосом:
- Подумайте только, что за странное совпадение! Леонид Кириллович
нашел в записках отца короткое упоминание о находке им неизвестных
серых кристаллов на отвалах очень древнего рудника во время своей
Памиро-Афганской экспедиции. Я видел эту запись, но не придал ей
никакого значения. Какой глупец!
- Как же так получилось?
- Запись сделана мельком. Ни отец и никто другой не описали
нового минерала.
- Вероятно, он не успел до революции, а потом события отвлекли,
да и научные труды одно время плохо печатались.
- Все же печатались. И отец мог бы сделать это потом.
- Следовательно, после революции у него уже не было камней.
Очевидно, они были как-то утрачены. Минералогия ведь не была
специальностью вашего отца?
- О нет. Он обыкновенный геолог, общего направления, с интересом
к рудным месторождениям, как у всех поисковиков и съемщиков.
- Возможно, он сомневался в том, что минерал, им найденный,
действительно интересен. И, заваленный работой, не проконсультировался
у минералогов, - согласился Гирин.
- Правдоподобное предположение. Но вот что еще обнаружил Леонид
Кириллович; он приводит запись целиком, и, каюсь, я пропустил ее при
просмотре личного архива отца: "Вчера был у Алексея Козьмича на
квартире (улица Гоголя, 19), он продал мои камни..." Видите, эти слова
профессор Андреев подчеркнул. "Алексей Козьмич" - это, очевидно,
ювелир. В той же книжке есть еще фраза: "Поговорить с Д. У. насчет
моих серых камней". Однако дело не так безнадежно, как кажется. Мой
товарищ, минералог Сугорин, по памяти описал вид камней, украденных до
того, как их сумели определить. Подвеска в платиновой оправе,
найденная в сейфе разбомбленного дома. Камни - прозрачные, серого
оттенка, с множеством мельчайших металлических блесток, рассеянных в
массе минерала. Судя по огранке, можно предположить, что природные
кристаллы были столбчатые, короткими призмами.
Голос Ивернева задрожал от волнения и слабости. Гирин подошел к
нему, чтоб помочь улечься.
- Сейчас, сейчас. Суть вся в том, что это описание в точности
повторяет вид серых камней в черной короне, найденной итальянской
четой. С ними вы познакомились. Только в короне кристаллы были
крупнее!
Гирин, склонившийся было к больному, выпрямился в удивлении.
- Известный вам Вильфрид Дерагази предлагал итальянцу огромную
сумму за корону. А потом приехал к нам, чтобы выяснить, где нашел мой
отец свои серые камни. И моя... Тата была подослана им для того же -
на свободе пересмотреть дневники отца.
- Эх! - только крякнул Гирин.
- Дайте мне папиросу, вон там, в шкафчике!
- Голова закружится.
- Дайте!
Закурив, Ивернев закашлялся, вытер пот рукавом тонкой рубашки и
продолжал:
- Отсюда мы делаем важнейший вывод: во-первых, коренное
месторождение серых кристаллов было известно только отцу, и,
во-вторых, камешки эти обладают важным свойством. Знающие их свойство
не жалеют денег, рыщут по всему миру. Я знаю еще вот что, - Ивернев
рассказал Гирину историю находки короны и болезнь Леа. - Если
вспомнить историю Александра Македонского, вернее, легенду о его уходе
из Индии, ее рассказал нам Солтамурад Бехоев...
- Солтамурада я знаю! Извините, что он рассказал?
- В легенде Александр надевает на голову древнюю волшебную корону
и забывает, зачем пришел в Индию. То же самое случилось и с Леа! Когда
она надела черную корону, у нее произошла частичная потеря памяти.
Согласитесь, что совпадение это доказывает, что потонувший флот и есть
флот Александра Македонского, полученный от диадохов Неархом. А по
легенде Неарх получил и волшебную корону... Достаточно вам?
Электронная машина давно бы сказала: да.
- Машине наплевать, в безумии ее не обвинят, скажут - замыкание.
Но в вашей схеме нельзя найти ошибки. Бывают разные неожиданные вещи,
вроде находок отличных оптических линз в древней Трое. Ограничусь
такой гипотезой. Роль кристаллов в квантовой электронике только сейчас
понята наукой, и то не до конца. Вы знаете про квантовые генераторы
мазеры и лазеры? Кристаллы рубина или других минералов, дающие
чудовищные усиления света. Кристаллы, освещающие Луну, достигающие
светом далеко за пределы солнечной системы путем накопления и
каскадной отдачи массы электронов. Про биологическое действие лазеров
мы пока мало знаем. С другой стороны; нам известны с древности
различные биологические воздействия, приписываемые драгоценным камням,
в большинстве своем, тоже кристаллам. Возможно, что в древних
суевериях есть доля здравого смысла и точных наблюдений. Остается
допустить, что серые кристаллы под действием солнечного света в
определенных условиях испускают лучи, действующие на нервные клетки
мозга. А их расположение в короне и ориентировка таковы, что излучение
попадает в область задней половины больших полушарий, ведающих
памятью.
- Ведь Леа стояла в короне на ослепительном солнце!.. - вспомнил
Ивернев. - Но как такое открытие могло быть сделано в столь древние
времена?
- Опытным путем, ощупью люди достигали очень многого. Часть этих
достижений потом была забыта, утрачена в постоянных войнах,
уничтожавших, пока люди были немногочисленны, полностью целые
культуры. К числу подобных утрат относятся, видимо, и свойства серого
кристалла, случайно открытые кем-то вторично. Хотел бы я знать - кем.
Какого рода эти свойства, соображать уже минералогам, кристаллографам,
физикам, а не мне, медику.
- Необходимо добыть образец. Иначе только можно гадать, в самом
ли кристалле тут дело или в этих серебристых включениях. Включения
газов и жидкостей в кристаллах давно изучаются. Один из первых
исследователей был Гемфри Дэви. Растворы соленой воды в цинковой
обманке - сфалерите или в топазе, включения органического
нефтеподобного вещества в флюорите, газы под большим давлением в
горном хрустале - все это с современным тончайшим методом анализа
становится драгоценным свидетельством условий давления, температуры,
состава растворов, которые были в момент образования кристаллов,
миллионы и миллиарды лет назад.
- Может быть, дело не во включениях, а в общем составе?
- усомнился Гирин.
- Все может быть. Можно пофантазировать и о примеси каких-либо
особых, "вымерших" на поверхности земли элементов вроде технеция или
франция. Даже допустить, что в состав серого кристалла вошло вещество,
вынесенное из таких громадных глубин земной коры, где все привычные
нам элементы становятся другими, с совершенно иными свойствами.
Подобно тому как простецкий углерод, вынесенный с глубин в сто - сто
двадцать километров, приходит к нам в форме крепчайшего из всех
веществ - алмаза.
- И вместе с другими свойствами вещество это вынесло наверх ту
первобытную, космическую злобу к жизни, какой отличаются все первичные
процессы движения материи?
- Очень верно - поэтически! - Но как перевести эту поэзию на
почву реальной науки? - усмехнулся Ивернев.
- Способ один: чтобы ваш друг Чезаре достал корону, если она
действительно им спрятана, как он намекнул вам. Пусть передаст ее в
руки ученых и тем самым навсегда снимет с себя опасности, которые
будут тянуться за ним заботами нашего общего "друга" Дерагази.
- Действительно самый простой выход! И самый правильный. Так вы
думаете, что ему можно рассказать все?
- Конечно! Конец нити у него в руках, а он не произвел на меня
впечатления человека, который пойдет на все ради денег. Человек умный,
он не может не понимать, что когда в дело вмешивается организованная
сила, то одиночке надо отходить в сторону. И поручать дело другой
организации, не менее могущественной. А вам, геологам, надо принять
самые срочные меры к охране того древнего рудника, если его можно
найти по записям вашего отца.
- Дорогой Иван Родионович, насколько я понимаю, этот рудник в
Афганистане!
- Ну что же, все равно напишем докладную записку, и я сегодня
же... да нет, так нельзя. Вы можете послать кого-нибудь из ваших
товарищей самолетом в Дели?
- Придется просить только геофизика Володю Тулымова. Он второй
советский геолог здесь, в Мадрасе, больше никого нет. Ну, слетает,
ничего не сделается!
- Вот и хорошо. Вы дадите мне к нему записку. А сейчас вам
следует четверть часа полежать спокойно - и за работу. Длинно писать
нечего - там тоже не лыком шиты. Копию Леониду Кириллычу, пусть
соображает.
Гирин уложил Ивернева и вышел на террасу, продолжая думать.
"Кристаллы - форма устойчивого существования вещества - требуют
для своего образования добавочной энергии в отличие от аморфных
веществ. Эта добавочная энергия дает им возможность противостоять
внешним воздействиям своей организованной решеткой, твердыми углами и
полированными гранями. Разрушение кристалла обязательно требует
большой энергии. Так и психика человека, тренированного и сильного,
имеет большую стойкость в отношении как высших раздражителей, так и
внутренних конфликтов. А человек с недостаточно сильной психикой легко
поддается внешнему давлению, панике, общественным психозам и вообще
морально неустойчив. Жидковат - как сказала бы Сима".
Сима! Ее теплое имя отвлекло Гирина от всех забот. Самое большее
через час он увидит ее огромные, сосредоченные и от этого
обманчиво-грустные глаза.
_________________
О Деви! Ты-разум, небо, воздух, огонь, вода, земля. Ничто не существует вне тебя при твоем превращении. Ты стала священной королевой Шивы, чтобы изменить свою собственную блаженную форму сознания на форму мира.
|
| 21-10, 19:29 |
|
|
|
Aratron
Site Admin
Зарегистрирован: 29-08, 21:16
Сообщения: 1570
Откуда: Москва
|
Глава шестая. УПАВШАЯ ЗВЕЗДА
В купании принимали участие все, кроме Тиллоттамы. Став женой
Даярама, она не в силах была перейти границы старинных правил, хотя
любила купаться в море вместе с Даярамом или с итальянками без мужчин.
Танцовщица устроилась в глубокой тени под тентом, а остальные шестеро
с блаженными физиономиями погрузились в небесную по цвету, прохладную
воду. Сима не могла отказать себе в удовольствии нырнуть с вышки и
принялась прыгать ласточкой и вертеться в воздухе под одобрительные
крики пятерки менее искусных пловцов. Только Леа решила
посоревноваться с русской гимнасткой и бросилась с самой высокой
площадки.
Сима поднялась, в свою очередь, и обдумывала трюк, встав на конец
пружинящей доски. Все остальные уселись на дальнем конце бассейна.
Чезаре, не сводивший глаз с Симы, следил за молодой женщиной, медленно
покачивавшейся на ярком свету, точно статуэтка из черного дерева и
светлой бронзы. Леа тихонько толкнула художника.
- Восхитительно, - шепнул Чезаре, - и в тожевремя линии ее фигуры
кажутся мне какими-то диковатыми.
- Неправда! - шепнула Леа.
- Ну, не так выразился. Не дикими, а неожиданными, и от этого еще
более красивыми. Именно так! Неожиданный изгиб тут, впадинка там...
- Наш Чезаре даже забыл прикинуть вайтлс, - заметила Сандра.
- Как бы не так! Давно установил: 34-24-40. При росте сто
шестьдесят. Это оригинально!
Сима подпрыгнула, запрокинулась назад и, описав спираль,
погрузилась в голубую воду. Сандра подмигнула Чезаре, а Леа послала
воздушный поцелуй плывшей к ним Симе. Чезаре, пригнувшись к уху
Даярама, что-то шептал ему, темпераментно жестикулируя.
- Они составляют заговор? - шутливо спросила Сима, выходя на
желтый, нагретый солнцем камень, обрамлявший бассейн.
- Вовсе нет, - ответила Сандра, - я думаю; что они спорят, кому
лепить вашу статую. Посмотрите только на их хищные лица: художники
увидели добычу.
- Чезаре - никудышный скульптор, - засмеялась Леа, - но он
отличный рисовальщик.
- Скажите им, что моя статуя уже стоит в Москве в Третьяковской
картинной галерее... - Сима помедлила и, видя почтительное удивление,
отразившееся на подвижных лицах итальянок, закончила: - ...и сделана
за двадцать лет до моего, рождения.
Итальянки засмеялись, но Сима продолжала серьезно:
- Все находят, что я ее копия, а если повторяется похожий образ -
это значит, что таких, как я, много.
- Тогда можно лишь позавидовать России! - воскликнула Сандра. -
Но вы должны обязательно увидеть статую Тиллоттамы работы ее мужа.
- Женщины, может быть, достаточно охладились и нащебетались? -
крикнул Чезаре. - Поедем обедать. Синьора Гирина, мы заедем за вашим
мужем, и вы присоединитесь к нам?
Сима отказалась. После дневного перерыва она должна была поехать
в знаменитую на всю Индию школу танцев.
Гирин встретил Симу в условленном месте на Марк-Драйв, у
памятника рыбакам.
- Милый, поедем на океан!
- Там акулищи! Пакость!
- Возьмем в провожатые эту отчаянную пару, Чезаре и Леа. Они с
ножами и в аквалангах. Кстати, у меня маленькая победа: я показывала
нашу гимнастику в школе танцев, и теперь они пригласили меня выступить
по телевизору. - Он поднял ее на руках.
- Иван, это нечестно! И неприлично, все смотрят!
- Ничего подобного, кругом нет ни души.
- Не по-рыцарски. Пользоваться силищей, бросать в воздух! Это
унижение свободной женщины! Чувствуешь себя очень маленькой... Ты
смеешься надо мной, ну-ка посмотри мне в глаза! Что-то у тебя есть,
какая-то хвастушка.
- Угадала. Помнишь мою лекцию у художников? Мои соображения
насчет красоты. Оказывается, они совпадают с древней мудростью Индии.
Послушай, что отец говорит сыну:
"- Принеси мне из сада плод дерева ниагродхи.
- Вот он, господин.
- Разломи его.
- Разломил, господин.
- Что ты видишь там?
- Семена, такие мелкие, что почти невидимы.
- Разломи одно из них.
- Я сделал это, господин.
- Что ты видишь в нем?
- Ничего, господин!"
И сказал отец: "Мой сын, вот эта крохотная частица, которую ты
не можешь даже воспринять, и есть существо гигантского дерева
ниагродхи. Поверь мне, сын, здесь все, что есть в дереве, вся его
красота и величие..." Написано это, зорюшка, еще до нашей эры в
Чандогье Упанишад. Знай я раньше, обязательно привел бы этот пример,
чтобы показать, где скрыто в человеке чувство прекрасного.
По предложению Ивернева чета Гириных поселилась в его маленьком
коттедже. Из посольства прибыло требование, чтобы Ивернев отправился в
Дели, как только будет в состоянии перенести полет. Освобождаясь от
заседаний, Гирин бывал в просторной библиотеке общества по изучению
Веданты.
По вечерам к Иверневу приходили итальянцы и Рамамурти с женой.
Чезаре упросил Симу позировать для портрета. Через два дня Рамамурти
тоже принес свою папку. Оба художника соревновались в быстроте и
точности набросков. Леа и Сандра, чуть-чуть ревнуя к увлечению Симой,
без конца расспрашивали Ивернева и Гирина о Советской стране. Капитан
Каллегари больше слушал, покуривая, и время от времени подавал острые
реплики, подстрекая людей к ожесточенным спорам.
Только на пятый день Гирин и Сима смогли урвать время для поездки
на выставку, где стояла "Апсара" Рамамурти.
Остаток дня Гирин был молчалив настолько, что Сима обеспокоилась.
Отвечая на ее расспросы, он разобрался в своем странном состоянии.
Гирин вспомнил другую статую на такой же простой подставке, там, где
состоялась его встреча с Симой. И с глухой тревогой он подумал о
встреченных им прекрасных людях и их отношении к обществу. Анна - и ее
трагическая судьба в старой деревне. Лидия Иванова - великолепная
балерина и хороший человек. Сандра - и ее неудачная жизнь. Наконец,
Тиллоттама. Хотя она спасена из гангстерской трущобы, но как-то
ощущается нависшая над ней опасность. Пожалуй, Леа права. Даяраму не
следует быть таким самоуверенным. Ему пора понять, что сам он лишь
очень слабая защита. Отрешиться от уединения и жить среди друзей в
Дели. Идеи о роке, тяготеющем над всесторонне совершенными людьми,
возникли уже очень давно. В Древней Элладе люди хорошо понимали, что
доброта и красота, не используемые для себя, справедливый ум и поиски
правды, - попытки жить по-иному, чем другие, подчиняющиеся угнетению
или обманутые, ведут к мучительной жизни, а все эти качества,
соединенные вместе, - к неизбежной и скорой гибели. На разных полюсах
ойкумены - населенной земли - у индусов и греков - сочли, что боги не
любят совершенства, не поняв простой истины, противоречия плохого
общественного строя и подлинно хороших людей - провозвестников
будущего человечества. В христианской Европе со времен легенд о
справедливом короле Артуре считали, что идеальных рыцарей, таких, как
Галахэд, бог призывает к себе. Оттого всем людям свойственна грусть
при встрече с красотой, оттого и бьются художники всех поколений и
рас, чтобы сохранить прекрасное в вечных материалах.
Даярам уже совершил этот подвиг, его "Апсара", юная небесная
нимфа, войдет в общечеловеческое искусство Земли. А живая Тиллоттама
еще вдохновит людей не на одно произведение.
Но она полностью беззащитна. Ведь закон карает лишь после
совершившегося. Иначе нельзя, это верно, и все же такое устройство
мира дает все преимущества нападающему, как тигру перед травоядным.
Небывалая в истории народная любовь, тысячи бдительных глаз не
уберегли великого нашего Ленина. Здесь народ Индии не сумел защитить
своего вождя Махатму Ганди... может быть, еще потому, что истинно
любящим людям не придет в голову, что злодей посмеет. А полубезумные
фанатики, направляемые искусными в психологии людьми, - они смеют!
Занести руку на девушку, у которой единственная защита - ее
красота, найти палача нетрудно.
Вот Сима, за Симу он спокоен. Скромную, как бы незаметную Симу,
на самом деле соперничающую с Тиллоттамой, что сразу почувствовали оба
художника - индиец и итальянец.
Почему? Да потому, что в нашей стране парализована волчья хватка
эгоистических негодяев. Есть еще, разумеется, дрянь, но разгуляться ей
труднее, потому что устранена власть денег. И как это хорошо,
становится полностью понятно лишь тогда, когда пробудешь какое-то
время в гуще далекой от нас жизни.
Накануне своего отъезда Ивернев пригласил Гирина и Чезаре к себе,
чтобы поговорить о черной короне.
Трое мужчин уединились в рабочей комнате Ивернева.
Ивернев, теперь уже во всех подробностях, рассказал Чезаре
происшедшее в Ленинграде и Москве до и во время визита Дерагази, не
скрыв и своей личной трагедии. Суровые слова геолога растрогали
художника, и тот, ожесточенно дымя сигаретой, несколько раз пожимал
руку Ивернева.
Потом Гирин изложил факты и догадки, касающиеся серых кристаллов,
разъяснив, что после похищения камней в Ленинграде те, которые
вставлены в корону, остались единственными, могущими послужить науке,
- Допустим, что ваши предположения верны, - прищурился от дыма
итальянец, - и серые кристаллы действуют на память. Каков же смысл
охоты за ними по всему миру, трата больших денег? Что такого
необычайно важного, если человек, к голове которого приложат кристалл,
потеряет память?
- Вы попали именно на самое важное, - ответил Гирин. - Это и есть
суть дела. И, разумеется, недобрая суть, вот почему они действуют
тайно. Недоброе всегда секретно. А дело, мне кажется, вот в чем.
Создание боевых и рабочих автоматов - очень дорогостоящая вещь. Под
рукой же есть дешевые, почти даровые чудеснейшие биологические
механизмы - люди. Но человек не автомат...
- Понял, понял, - вскричал, подскакивая, Чезаре, - человек,
потерявший память, может стать автоматом!
- Потерявший полностью - никуда не годен, потому что утрачивает и
всю свою приспособленность к жизни. Но если эта потеря частичная...
- Да, да, да! Как у Леа! Боже мой, да это же ясно как день, -
художник взмахнул обеими руками, - вот почему охотятся за короной. Она
может принести громадные деньги!
- Корона может принести немалые деньги и вам, если вы решите ее
продать этим "охотникам", - холодно сказал Гирин, - хотя, честно
сказать, я уверен, что шайка Дерагази найдет способы избавиться от
вас, как только вы покажете им сокровище. Я не собираюсь ни в чем
убеждать вас, но я видел этого человека! - Чезаре закивал головой, но,
прежде чем он успел что-либо сказать, в раскрытых дверных занавесях
показалась Леа.
- Милые мужчины, явилась чета Рамамурти! Тиллоттама будет
танцевать! Она в наряде танцовщицы, только что с выступления по
телевидению. И с магнитофоном. Пойдемте скорее!
- Пойдемте, - улыбнулся Гирин, - пусть синьор Пирелли не
торопится с решением. Оно будет для него очень ответственным, и
хотелось бы узнать его в окончательном виде. - Сима бросилась
навстречу Гирину.
- Иван, сейчас мы увидим танцы Тиллоттамы, как хорошо! - Она
взяла его под руку и крепко прижалась щекой к плечу.
Тиллоттаму не смутила теснота комнаты. Наоборот, ее движения, как
бы сжатые в тесном пространстве, приобрели упругость, силу и быстроту,
еще не виданные зрителями. Магнитофон рассыпал трудноуловимую для
европейца вязь двойных ритмов, рассеченную протяжными, дрожащими
нотами струнных инструментов.
Сима, волнуясь и затаив дыхание, следила за ожившей апсарой, не
зная, что Тиллоттама исполняет собственную импровизацию на недавно
написанную тамильским композитором Рави Дасом музыку "Слезы лотоса".
Оставив множество интонаций в движениях рук, поражающих в классических
танцах Индии, Тиллоттама отказалась от некоторых древних поз, упорно
повторяемых блюстителями древних традиций. Полусогнутые, широко
расставленные ноги, знаменующие ничтожество человека, его связь с
землей и медленное восставание к небу. Зачем они, если эти движения
выглядят некрасивыми у самой лучшей танцовщицы или танцора? Тиллоттама
следовала традиции танца Европы или Арабского Востока, восходящей к
временам Эллады и Крита, очень строгой к эстетике поз и движений ног,
наиболее рафинированно выраженной в русском классическом балете.
Для индийской танцовщицы это было дерзким новаторством, не
оцененным ее европейскими зрителями. Однако танец понравился им
гораздо больше традиционной индийской хореографии здесь, в Мадрасе,
доведенной до высокого совершенства наследницами храмовых девадаси.
Лишь Даярам, с молитвенным восхищением следивший за своей
возлюбленной, понимал все значение творчества танцовщицы и видел в ней
будущее искусство Индии. Новый танец, за которым последует другой,
третий. Она сможет повести за собой, отбрасывая накопившиеся в древнем
искусстве ядовитые ошибки. Упреки спадут с нее, как горчичные дерна с
острия шила, - так говорится в Дхаммападе - кодексе мудрости Южной
Индии.
Ранняя тропическая ночь засияла луной. Погасив свет, Даярам
распахнул широкое окно, и Тиллоттама продолжала танцевать в свете
луны, настолько яркой, что он не смягчил, а резче оттенил малейшие
движения танцовщицы, ее ставшие почти черными руки и тонкие черты ее
лица, будто вырезанные из темного дерева.
Мягкий полудетский голосок в магнитофоне запел "Песню любви". В
поразительном соответствии с нею тело Тиллоттамы как бы струилось,
переливаясь скрытым чувством, вздрагивало, замирая в минутной тревоге.
Песня умолкла, в тишине раздался резкий щелчок выключенного
магнитофона. Леа бросилась целовать Тиллоттаму, не скрывая
заблестевших в лунном свете слез восторга. Более сдержанная Сима
притянула к себе танцовщицу и прикоснулась щекой к ее щеке, как делала
в далекой России, поздравляя своих подруг и учениц с удачным
выступлением или спортивной победой. И, так же как у них, она
почувствовала твердость тела в неотошедшем напряжении и такую же
отрешенность чувств, еще не вернувшихся к обычному миру.
- Берегите ее, великую драгоценность! - сказал Гирин художнику
Рамамурти.
- Конечно! - отозвался Даярам с такой гордой и счастливой
улыбкой, что комната как бы осветилась.
Рамамурти стал прощаться, поднялись и трое итальянцев,
предложивших довезти индийских друзей. Ивернев, еще на правах
больного, вышел на веранду, а Сима с Гириным спустились в сад, чтобы
проводить гостей до ворот. Машина итальянцев стояла немного в стороне,
в кругу света яркого фонаря, как обычно, окруженного облаком ночных
насекомых. Дальше у второго фонаря под деревьями сидели на скамье
люди.
Сима послала уходящим воздушный поцелуй и пошла к дому. Дорожка
была узкой, и Гирин следовал за Симой по пятам, погруженный в какие-то
размышления и односложно отвечавший на ее восхваления Тиллоттамы. Сима
обернулась, посмотрев на мужа искоса и снизу. Взгляд этот почему-то
действовал на Гирина совершенно неотразимо.
- Ты обращал внимание, какая глубокая у нее чернота волос? Они
как сама ночь. Я поняла сегодня, увидев Тиллоттаму при лунном свете, -
вот царица ночи в самом настоящем смысле.
- Да, у меня тоже ее волосы ассоциируются с покрывалом ночи.
- Это оттого, что они без малейшей рыжины. Иссиня-черные, как у
наших цыган. Хотела бы я, чтобы у меня тоже были такие, а то ведь с
каким-то красноватым, медным отливом. Тот же подцвет, что и у Сандры.
- Как на чей вкус, - очнулся наконец Гирин. - Мне кажется, что в
цвете воронова крыла слишком много мрака, а у тебя сквозь черноту
проглядывает огонь. Оттенок огня выдает тебя, и я давно раскрыл твою
тайну.
- О чем ты говоришь? - воскликнула Сима, почему-то краснея.
- По мусульманским легендам, аллах сотворил человека из глины, а
пери - из огня. Ты - пери, а я, как черепок, стал тверже и звонче...
- Ты милый, Иван!
- А что касается цыган, то ведь они - индийцы по происхождению,
вернее дравиды. Я исповедую одну ересь, считая, что иссиня-черные
волосы - кстати, они характерны для многих древних народов
монгольского и дравидийского корня, - это пережиток большой древности.
Свидетельство когда-то случившегося усиления коротковолновой радиации
солнца, а может быть, и близкой вспышки сверхновой звезды, вызвавшей
особую пигментацию волос и кожи...
Вдруг на улице послышался глухой хлопок, как если бы откупорили
бутылку шампанского, потом второй и мужской вопль испуга, ярости и
муки. Несколько секунд спустя гулко хлестнули выстрелы автоматического
пистолета, смешавшиеся с криками. Гирин и Сима бросились к воротам.
Ивернев, еще слабый на ногах, побежал по лестнице, упал и скатился на
дорожку, оцарапав лицо и руки. На улице слышались крики, топот босых и
обутых ног. Не больше трех минут прошло с момента прощания с
друзьями...
Когда Сима с мужем скрылись в воротах, пятеро уезжавших стояли
лицом к ним, махая на прощание. Первой повернулась Тиллоттама и вдруг
заметила в группе людей, теснившихся около скамьи под деревом,
знакомый профиль с длинным, будто стесанным, носом.
"Ахмед!" - подумала она, вздрогнув от полузабытой ненависти. Но
лицо из прошлого исчезло, заслоненное двумя юношами в широких и
пестрых рубашках навыпуск.
Тиллоттама стиснула руку Даярама. Он встревоженно наклонился,
вопросительно глядя на ее побледневшее лицо.
- Поедем скорее! - тихо попросила Тиллоттама.
Леа вошла в машину, вставила ключ зажигания и открыла дверцу,
приглашая Тиллоттаму.
В это время группа людей отошла от скамьи, приближаясь к фонарю,
под которым стояла машина. Прежде чем кто-либо понял происходящее,
один из них вытащил из-под рубашки длинноствольный пистолет с
ребристой металлической муфтой на конце дула. Что-то хлопнуло о борт
машины, задев бок Тиллоттамы. Сандра ринулась вперед, чтобы прикрыть
Тиллоттаму, заводя руки за спину, как это делает наседка крыльями,
защищая цыплят. Хлопнул второй выстрел. Пуля, пробив руку Сандры,
попала в Тиллоттаму. Обе женщины упали как подкошенные. За секунду до
этого Даярам, издав звериный вопль, прыгнул навстречу стрелявшему.
Один из спутников убийцы подставил ему ногу. Даярам грохнулся об
асфальт у самых ног человека с пистолетом. Все же он успел ухватиться
за ноги убийцы, рванул на себя и подмял негодяя, пытаясь вырвать
оружие. Чезаре, старавшийся поднять раненых женщин и весь залитый их
кровью, яростным ударом сбил второго бандита и наклонился над
Даярамом, не замечая, что третий, пожилой и ранее не замеченный в
своей темной одежде, занес над ним длинное, адской остроты шило.
Мгновение - и шило вошло бы под лопатку итальянца, пронзив сердце, но
на подмогу пришла Леа со своим тяжелым автоматическим пистолетом,
который она носила с собой со дня нападения на Чезаре. Не колеблясь,
она выстрелила прямо в черноусое лицо. Бандит рухнул, тупо ударившись
головой о камень фонарного цоколя. Оставшиеся бандиты отпрянули назад.
Стрелявший отчаянным усилием вырвался из цепких рук Даярама и нанес
ему зверский удар пистолетом по затылку. Слепо раскидывая руки с
растопыренными пальцами, Рамамурти уткнулся в асфальт. Убийца ужом
выскользнул из-под него, поднимая оружие. Леа выстрелила снова, но
рука ее дрогнула, и убийца получил пулю в живот. Он согнулся и завыл,
широко распяливая черный рот. Теряя сознание от ужаса и отвращения,
Леа выстрелила еще раз. Вой захлебнулся, убийца брякнулся перед
итальянкой, а она, бросив пистолет, закрыла лицо руками в припадке
неодолимой тошноты.
Чезаре продолжал бороться с бандитом в пестрой рубашке. Он
сознавал, что надо бежать к Тиллоттаме и Сандре, но не мог отпустить
врага. Со всех сторон сбегались люди. Тяжело дышащая толпа стеной
обступала место побоища, где в пыли катались Чезаре и бандит.
- Помогите же, берите его! - кричал Чезаре известные ему
индийские слова.
Сухое хищное лицо с соструганным носом вынырнуло из-за спин.
- Что вы стоите? Бейте проклятых англичан! - вопил незнакомец на
урду, тамили и на хинди. - Видите, мемсахиб зверски убила двух наших!
Тот, кто показался Тиллоттаме Ахмедом (и был им), рассчитал
правильно. Толпа зашумела и надвинулась на оцепеневшую Леа и
продолжавшего борьбу Чезаре. Как раз в этот миг из ворот выбежал
Гирин. Опытом военного врача оценив обстановку, он кинулся к упавшим
друг на друга женщинам. Они лежали мирно, будто застигнутые сном дети,
и этот внезапный покой сулил самое худшее. На ходу обернувшись, Гирин
бросил Симе по-русски:
- Беги к Мстиславу, звони в полицию! - Легко подняв Сандру и
наскоро убедившись, что ранившая руку и скользнувшая по ребру пуля
причинила только шок, он положил ее на сиденье автомобиля и стал на
колени перед Тиллоттамой. Губы прекрасной танцовщицы, три минуты назад
такие яркие, стали серыми, голубой оттенок омертвил смуглую кожу. Из
полураскрытого по-детски рта вытекала темная струйка крови, обильно
разлившейся по асфальту.
Большой военный опыт Гирина позволил ему мгновенно определить
безнадежность ранения. Одним прыжком Гирин вскочил как раз вовремя,
чтобы повелительным жестом остановить напиравшую толпу. Схватив
молодого бандита за руку, Гирин оторвал его от художника и поставил на
ноги. Бандит обмяк, уставив выкаченные глаза на Гирина. Чезаре
поднялся, тяжело дыша, шагнул к Леа и, крепко встряхнув ее, что-то
крикнул по-итальянски.
Ахмед выступил вперед, указывая на Гирина и Леа, и закричал, как
в кошмаре, скаля зубы и закатывая глаза. Поднятая рука его сжала
кривой нож. Еще несколько ножей появилось в темных кулаках
собравшихся.
Гирин уставился пристальным, тяжелым, точно свинец, взглядом на
Ахмеда. Пакистанец умолк, опустил руку, потом и глаза. Дикое
напряжение его тела ослабло, кинжал звякнул об асфальт.
Гирин, сообразив, что слуга американца должен знать английский
язык, громко и властно скомандовал:
- Поди сюда, убийца!
Ахмед покорно шагнул вперед, отделяясь от толпы, и тотчас люди,
теснившиеся за тем, кто показался им вожаком, отступили.
- На колени!
Ахмед рухнул, его коленные чашки громко стукнули об асфальт.
Не теряя ни секунды, Гирин вернулся к Тиллоттаме. С горькой
уверенностью он нащупал твердой рукой хирурга отверстие пули, вошедшей
наискось с левого бока, почти у подмышки и направившейся слегка вверх.
Гирин все понял. Пробив аорту там, где она очень близка к левому
бронху, пуля разорвала и бронх. Вся кровь Тиллоттамы, гонимая сильным
сердцем, в несколько секунд вылетела через рот.
Даже случись тут, в ту же минуту, хорошо оборудованная
операционная, Красота Ненаглядная Даярама не имела бы надежды на
спасение. Все было кончено. "Звезда Индии" закатилась навсегда.
Толпа в ужасе застыла, некоторые попадали на колени, крича:
"Санниази! Санниази!" ("Святой! Святой!") Молодой бандит простерся
ничком около предводителя. А тот продолжал стоять под ярким светом
фонаря на коленях, с опущенной головой и по-собачьи оскаленными
зубами. Таким и застала его полицейская машина, вихрем ворвавшаяся в
толпу.
Гнетущее молчание воцарилось в уютном доме Ивернева, где три часа
назад раздавалось нежное пение "Слез лотоса". Гирин угрюмо шагал по
диагонали гостиной. Сандра, искусно перевязанная, полулежала в кресле,
переодетая в короткое для нее платье Симы. Леа курила сигарету за
сигаретой, поглядывая на Чезаре, спрятавшего лицо в ладони и странно
покачивавшегося. Ивернев в студии писал на портативной машинке:
уезжая, он должен был оставить полиции свои показания.
- Доктор Гирин, - окликнула Сандра, - вы смотрели рану Даярама?
- Смотрел. Кость цела. Сильное сотрясение мозга.
- Когда же он очнется?
- Он должен был давно очнуться. Когда его увозили, я попросил
врачей дать ему большую дозу снотворного. Чем позднее он проснется,
тем лучше. Больше наберет сил.
- Лучше бы его убили вместе с ней, - поднял голову Чезаре.
- Пожалуй, да! Но насколько знаю индийские обычаи, хоронить
Тиллоттаму, то есть сжечь ее, должен он сам. Придется отложить его
госпитализацию. Я звонил профессору Витаркананде, и мне стало как-то
спокойнее за Даярама.
- Боже мой, боже мой, наша Тиллоттама мертва! - Леа, все время
крепившаяся, разразилась отчаянными слезами. - Мне... мне всегда
казалось, что она бессмертна, так она была прекрасна! Какая же
тоненькая ниточка - человеческая жизнь!
Чезаре привлек Леа, прильнувшую к нему, содрогаясь от рыданий.
Наступившая наконец нервная разрядка была благодетельна для нее.
Гирин заложил руки в карманы и пошел на веранду, где и остался
стоять, глядя на звезды.
Сима вошла в гостиную, вкатив перед собой столик с посудой и
чайниками. Поискав глазами, она вышла на веранду. Широкая спина Гирина
заслоняла фонарь уличного освещения. Он не то напевал почти неслышно,
не то нашептывал, и Сима уже знала, что так он утешает сам себя в
трудные минуты жизни. Она приблизилась бесшумно, понимая, что мужу
нельзя мешать в такие моменты. Сима услышала слова романса "Ни отзыва,
ни слова, ни привета" и поразилась глубине его значения, неожиданно
открывшейся ей в горькой тоске этой ночи. Гирин, смотревший на высокие
созвездия, опустил голову. Голос его дрогнул и прервался с последними
словами - "Как в мрак ночной упавшая звезда". Сима не выдержала,
всхлипнула и, обливаясь, слезами, бросилась на грудь к мужу.
- Вот и упала в вечный мрак "Звезда Индии", - пробормотала она. -
Неужели нельзя было спасти ее, Иван, милый?
- Нельзя, зорюшка! Другая рана, но не эта! Не плачь, она ушла
сразу, в полном расцвете красоты и сил. Для нее это хорошо! Куда хуже
Даяраму!
- Я не могу... не могу примириться, - тихо всхлипывала Сима, -
такая мерзкая, чудовищная жестокость! Почему так случилось, Иван?
- Знаешь, я впервые остро почувствовал, как рядом с великой
любовью всегда тянется черная бездна. Очень верен образ звезды,
упавшей во мрак. Это немилосердная несправедливость жизни в нашем
мире. Человек озаряется и возвеличивается светом и теплом большой
любви, но одновременно появляется чувство бездны потери. Не страх, он
более конкретен и узок, а нечто гораздо большее, паника чудовищной
утраты смысла всей жизни, когда впереди останется лишь непроглядная
тьма.
Сима крепко поцеловала мужа и шепотом, словно боясь привлечь
внимание темных сил, сказала, что черная пропасть на краю жизни ей
также знакома.
- С той поры, как я накрепко полюбила тебя! - пояснила она.
Гирин молча гладил густые спутавшиеся волосы жены.
- Пойдем к людям! - наконец сказал он, увлекая Симу в гостиную.
Чезаре, увидев Гирина, поднялся и подошел к нему с официальным
видом.
- Доктор Гирин, я должен сообщить вам, что продумал предложение
ваше и Тислава. Я достану корону и передам ее вам! Как только на юге
кончатся зимние бури, мы с капитаном Каллегари наймем корабль и
сделаем это. Как можно скорее! Только я могу найти корону, а мало ли
что может со мной случиться. Жизнь так хрупка. - Гирин задумался.
- Мне кажется, что передача короны нам была бы неправильным
делом. Это древнейшая реликвия индийской земли и принадлежит ее
народу. Поэтому передача черной короны правительству Индии -
справедливая вещь. А нам, то есть опять-таки не нам, а правительству
Советской России, следовало бы отдать один из серых кристаллов короны.
Потому что отец Мстислава открыл заново эти камни, потому что они были
у нас украдены и только с нашей помощью понято их значение. И еще
потому, что мы сможем обнародовать эти исследования вопреки тайным
делам, что задумываются людьми с кольцами, искателями серых камней.
Таково мое мнение. Пойдите к Мстиславу, спросите его. Наверное, он
скажет вам приблизительно то же.
Чезаре порывисто пожал протянутую руку. Гирин спросил:
- Вы что-то хотите узнать у меня, но не решаетесь? Наберитесь
храбрости. У меня ведь нет никаких комплексов, и потому можно
спрашивать о чем угодно.
- Да, вы правы! Дело вот в чем, я видел, как вы... что вы можете
сделать с человеком, даже с такой опасной змеей, как Ахмед...
- Иными словами, почему я просто не приказал вам отдать корону?
- Да, да!
- Ну, не говоря уже об этике и морали, гипноз ведь не чудо и его
возможности очень ограничены. Любопытно, что его куда легче
использовать на доброе, чем на злое дело. Отсюда и древнее поверье,
что врожденный дар внушения пропадает, если его используют во зло
людям.
Чезаре нехотя простился с русскими, казалось, накрепко вошедшими
в его жизнь.
Билет Иверневу достался на ночной самолет "Эр Индиа", и геолог
был огорчен, что не увидит напоследок снежного великолепия Гималаев.
В полутемном самолете под ровный гул моторов Ивернев, полузакрыв
глаза, сосредоточенно думал, стараясь представить себе встречу с
матерью. Евгения Сергеевна прислала ему в Дели письмо. В десятый раз
он развернул уже потершийся листок бумаги. Огромный самолет вздрагивал
и продолжал нести его домой, к тому, без чего он не представляет себе
своей жизни. Но без Таты, и это теперь навсегда! Какое страшное слово!
Только теперь он понял всю беспросветную тьму его отрицательного
значения.
"Мой дорогой, - писала мать, - мне пришлось пережить еще горе.
Тата пришла ко мне, прочитав "Дар Алтая". Она знала, что ты далеко, и
только потому пришла. Так она сказала, и я чувствую меньше свою вину,
что не сумела удержать ее для тебя. Не смогла убедить. Иногда мне
кажется, что права Тата, иногда - что ты, с твоей великолепной
уверенностью в силе своей любви.
Тата призналась мне во всем. Войдя в дом как враг, вернее - как
вор, она полюбила. Тебя и меня. Во всю силу великого контраста между
тем, что она нашла в нашем доме, и ее жестоким прошлым и будущим.
Между ласковой крепостью новой опоры в жизни, новых интересов, друзей
и счастья любить и быть любимой. И еще сильнее от отчаянного сознания
безвыходности своего положения, невозможности спасти свою любовь, не
подвергая смертельной опасности не только себя, но и нас.
Тата плакала, как девчонка, говоря мне об этом, и я видела, что
это правда.
Она вырвалась из державших ее цепких преступных лап и никогда не
вернется к прошлому. Это сделала твоя любовь и моя тоже. Но она
исчезнет навсегда в необозримых далях нашей страны. И не потому
только, чтобы ускользнуть от мести преступной шайки. В недолгие недели
у нас, когда она была любимой, красивой и чистой, любила сама и
впервые поняла, какой королевой чувствует себя женщина в добром
счастье, она забыла обо всем, кроме тебя.
Короткое счастье злополучной девушки не возродится. Она не
способна прийти в наш дом, к тебе, ко мне, прощенным вором, потому что
это вечно будет стоять между ней и нами. И единственное, что она могла
сделать, - это уйти навсегда. И она ушла, сын!"
Ивернев понял, что мать права и Тата потеряна. Еще не было острой
боли или тоски, рана безнадежности только начинала давать себя знать.
Виденное и испытанное им за прошедший трудный год - "перевертыш"
- сделало его взрослее на несколько лет. Он пережил счастье и горе
большой любви, увидел огромную страну с древней культурой и великим
многообразием четырехсотмиллионного народа. Встретился с людьми,
мудрыми, как Гирин, прекрасными, как Тиллоттама и Сима, ищущими, как
Даярам, столкнулся с темными силами международных гангстеров...
Впервые осознал Ивернев, насколько сходны стремления людей к
красоте, к яркой, насыщенной творчеством и пользой жизни в разных
странах и эпохах. Стремления, остававшиеся неисполненными с
незапамятных времен, пока не началась борьба за устройство нового
общества в его стране. Общества, где, "взвешивая правое и взвешивая
левое", по древней индийской поговорке, люди будут требовать от самих
себя всегдашней ответственности за каждый поступок, слово и мысль - на
пользу ли это людям?
- Нельзя понимать мое выражение о пути по лезвию бритвы
буквально, - сказал ему Гирин на прощание, - это скорее высшая
тонкость решений, исследований, законов и морали и, конечно, выбора
направления.
И сам Ивернев, многому научившись, вернется в родной Ленинград
познавшим простую мудрость: счастье не ищут, как золото или выигрыш.
Его создают сами, те, у кого хватает сил, знания и любви.
_________________
О Деви! Ты-разум, небо, воздух, огонь, вода, земля. Ничто не существует вне тебя при твоем превращении. Ты стала священной королевой Шивы, чтобы изменить свою собственную блаженную форму сознания на форму мира.
|
| 21-10, 19:30 |
|
|
|
Aratron
Site Admin
Зарегистрирован: 29-08, 21:16
Сообщения: 1570
Откуда: Москва
|
Глава седьмая. МОСТ АШВИНОВ
Даярам еще не поднялся с больничной койки, когда прилетел его
друг Анарендра, вызванный Витарканандой. Старый ученый сумел подавить
в Даяраме первый порыв жестокого отчаяния. Но художник был в таком
плохом состоянии, что нуждался в непрестанном присмотре. Он нашел в
себе силы быть на обряде похорон своей Красы Ненаглядной,
поддерживаемый с двух сторон Анарендрой и Чезаре.
Волна общественного возмущения докатилась от Мадраса до Бомбея, и
главный виновник убийства Тиллоттамы едва успел скрыться; бросив
сообщников на суд и расправу.
Гирин больше не мог откладывать отъезда. Витаркананда собрал
своих друзей накануне отлета русского врача.
Уже совсем стемнело, когда Гирин уселся рядом с очень серьезным и
очень почтительным Анарендрой, Машина понеслась прочь с залитых огнями
центральных улиц Мадраса, через слабо освещенные кварталы маленьких
коттеджей и темные дороги предместий к редким огням на отдаленных
холмах юго-запада. Гирин, на пути в Мадрас знакомившийся с
путеводителем, определил, что они едут около горы Святого Фомы, где
известны развалины древней несторианской церкви. Путь был довольно
далек, и художник мчался со скоростью в шестьдесят миль. Наконец
Анарендра уверенно свернул на неприметную в темноте узкую дорогу,
обсаженную деревьями. Лучи фар уперлись в железную решетку массивных
ворот, распахнувшихся сами собой, точно в детской сказке. Дорога круто
поднимавшаяся на склон холма, продолжалась и за воротами. Дом на его
вершине, показавшийся Гирину очень большим, был едва освещен и оттого
не сразу заметен в густой тропической темноте.
Двое людей, очевидно слуг, вынырнули из-за ваз с растениями с
боков подъезда.
Гирин энергично отстранился от всех знаков почтения и взбежал по
лестнице под аркаду подъезда, где стоял Витаркананда. Профессор повел
гостя в глубь дома, в огромный центральный зал. Из всех четырех углов
зала поднимались, красиво изгибаясь, лестницы белого камня, каким-то
не сразу понятным поворотом сходившиеся к нависшему над залом балкону.
Гирин с любопытством рассматривал причудливую архитектуру здания.
- Не думайте, что это мой дом, - сказал профессор со своей беглой
и суровой улыбкой, не подходившей к его доброму лицу. - Один из моих
учеников из рода южноиндийских раджей захотел почтить меня
предоставлением мне приюта, не соответствующего ни моим заслугам, ни
вкусам. Но пойдемте выше, там ждут нас мои друзья. Должен предупредить
вас, что они очень редко встречаются с европейцами. Это замкнутый
круг, который открылся для вас после вашего доклада в Дели. Поэтому не
осудите их за незнание европейских манер!
Они поднялись на балкон, затем прошли в большую комнату,
наполовину открытую звездному небу, слабо освещенную, застланную
коврами. В ней сидели на широких диванах человек десять в белом, в
таких же белых тюрбанах, какой был на Витаркананде. Бороды, седые,
смоляно-черные, широкие, узкие, казалось, были главными отличительными
признаками всех этих людей. Все, кроме одного, самого старого,
поднялись, приветствуя вошедших молчаливым поклоном. Едва слышно
шелестели под низким потолком раскидистые веера механических опахал.
Витаркананда усадил Гирина так, что они с ним оказались напротив
одного из присутствующих, глубокого старика с короткой бородой и
золотой пряжкой в тюрбане. Бесшумные слуги поставили перед Гириным
столик с напитками и ящичек с несколькими сортами сигарет. Гирин
отказался и попросил стакан простой воды. Немедленно столик исчез.
Непроницаемые лица индийцев ничего не выразили. Лишь в темном взгляде
сидевшего слева близко от него чернобородого Гирину увиделось
одобрение.
Несколько минут тянулось молчание. Гирин физически ощущал на себе
концентрированный взгляд собравшихся и старался сосредоточиться,
понимая, что не из пустого любопытства захотели встретиться с ним эти
серьезные, молчаливые люди.
- Мы все рады узнать, - заговорил наконец профессор Витаркананда,
- что в Делийском конгрессе впервые участвует ученый-психофизиолог из
той огромной дружественной и глубоко симпатичной нам страны, в которой
до сих пор этой науке не уделялось внимания. Это немало озадачивало
нас, ибо впервые за всю историю человечества ваша страна предприняла
гигантский подвиг строительства нового мира. Но какой же может быть
новый мир без новых людей и как воспитать этих новых людей без
глубочайшего знания человеческой природы?
Тысячелетия лучшие умы Индии работали над познанием человека, его
души и тела и достигли немалых успехов на этом труднейшем пути. К
сожалению, Запад, не считая отдельных людей большой и широкой мысли,
не придал значения философским открытиям Индии. Погруженные в заботу
об изготовлении великого множества вещей, идущие путем нарастания
технического могущества в ущерб заботе о совершенствовании человека,
европейцы сочли наивными наши изыскания в области психологии.
И в то же время западные люди предаются детской вере в чудеса,
якобы творимые нашими фокусниками, достигшими физического развития,
равного самой первой ступени хатха-йоги, кажущегося европейцам
сверхъестественным. Мнимые чудеса совершенно заслонили от них
подлинные достижения человеческой мысли в индийской философии. Не
сомневаюсь, что суеверия, нагромоздившиеся вокруг пресловутых
индийских факиров, сказки о йогах и тот туман тайны и мнимого
всемогущества, каким полны для жаждущих чуда людей сочинения теософов,
антропософов и им подобных, якобы призванные открыть Западу тайны
индийской науки, - не сомневаюсь, что все это помешало ученым
Советской России всерьез ознакомиться с вкладом Индии в общую
сокровищницу человечества. Нам странно, что, отвергая идеологию
Запада, которую вы называете буржуазной, ваши ученые и деятели
культуры пошли по следам известных необъективных исследователей Англии
и Америки, для которых наше искусство - преимущественно порнография,
мораль - примитивная, философия - наивно-религиозная и поскольку не
христианская, то и вредная.
Мы удивляемся, как вы не разглядели суровой практической
диалектики, пронизывающей всю нашу философию, тонко, осторожно и мудро
развитых правил общественного поведения и общественной морали.
Открытий в области психофизиологии, во многом опередивших европейскую
научную мысль, некоторых разделов философии, как, например, вопроса
перехода единства во множественность и множественности в единство,
разработанных в совершенстве. - Профессор Витаркананда помолчал и
закончил: - Неужели то, что большинство этих открытий облечено в
религиозную форму изложения, мешает вам познать их истинную сущность?
Вот почему мы хотели встретиться с вами. Ученый, изучающий
психофизиологию, не может пройти мимо всех этих вопросов и не может не
быть серьезно знакомым с индийской наукой, как бы он к ней ни
относился. Мы хотим услышать от вас, ученого страны, строящей
коммунизм, то есть борющейся за высший, наиболее мудрый общественный
строй на земле, ваш взгляд на возможность сочетания достижений
исследователей Индии и Советской страны.
Витаркананда умолк и опустился на диван, приняв позу спокойного
ожидания. Никто не произнес более ни слова. Усилием воли Гирин
заставил себя подавить волнение. Он медленно поднялся с мягких подушек
сиденья, устойчиво стал, раздвинув ноги, и разом обрел нужное
спокойствие. "Точность, помни о точности выражений, не увлекайся,
говоришь не на родном языке", - мысленно сказал он себе, глубоко
вздохнул и начал:
- Величайшим достижением религиозно-философской мысли Индии,
почему-то не отмеченным Западом и, пожалуй, как следует не осознанным
даже самими индийцами, было то, что еще в незапамятные времена вы
поставили человека наравне с богом. В формуле, что бог и человек равно
не властны над Кармой, над общими законами вселенной, я вижу
величайшее мужество древней мысли. Человек и бог являются частями
мировой души, нет божьей воли, а есть общий ход процессов мироздания,
для преодоления которых необходимо познать их и считаться с ними.
Насколько сильнее эта концепция, чем рабское преклонение перед грозной
силой бога, определяющего всю судьбу человека, карающего,
преследующего и проклинающего, преклонение, составляющее основу
древнееврейской религии и ее дериватов - христианства и ислама,
охватывающих все основы религиозной философии и морали Запада, - мне
нечего вам пояснять.
Гирин остановился, услышал легкое покашливание Витаркананды и
повернулся к профессору.
- Не покажется ли затруднительным для уважаемого гостя делать
паузы после окончания каждой формулировки? - осторожно спросил
Витаркананда.
Гирин улыбнулся дружелюбно и виновато.
- Очень хорошо! Мне легче будет собираться с мыслями.
Витаркананда успокоенно поклонился и стал переводить сказанное
Гириным на мелодичный, незнакомый Гирину язык. Присутствующие закивали
головами, некоторые переглянулись.
- Многие положения индийской философии теперь, после того как
европейская наука сделала гигантский шаг вперед, предстают в новом
свете, - продолжал Гирин. - Гуны - их три - это, по индийским
понятиям, основные качества материального мира вечно изменяющейся
природы. Индуизм включает сюда и психику, следовательно, считая ее
материальной и вечно изменяющейся. Это понимание развития психического
мира человека давно уже принято философской мыслью Индии. Если взять
учение о метампсихозе, в просторечии - переселении душ, перевоплощении
из одного тела в другое, то с точки зрения наследственности мы,
материалисты, можем принять, что происходит вечная передача механизмов
наследственности. Эти механизмы в половых продуктах и есть настоящее
бессмертие вида, передача эстафеты жизни от одного индивида к другому.
В этом смысле мы все - отдаленные братья и уже много раз возрождались
и умирали, как звенья великой цепи вида, неся в себе память поколений
- их приспособительные инстинкты. Что же касается бесконечного
повторения одного и того же, называйте вы это как хотите - душой или
астральным телом, сгустком какой-то особой материи, - этого мы принять
не можем. Если нет в мире двух похожих атомов, то как может быть
повторим такой сложнейший организм, такая тонкая нервная организация,
как человек? Каждая жизнь неповторима, как отдельность, и в то же
время вечна или, во всяком случае, долговечна, как протянутая в
будущее цепь сменяющих друг друга и нарождающихся вновь и вновь
индивидов, как бегущие ряды вздымающихся и падающих волн одной и той
же воды.
И опять трое индийцев, сидевших группой с левого края дивана,
переглянулись после перевода профессора. Мрачная, недоверчивая улыбка
чуть тронула тонкие губы старика с золотой пряжкой.
- Еще одно понятие, предвосхищенное древнеиндийской философией, -
понятие Кармы, то есть механизма, воздающего за проступки и заслуги,
сделанные в прежних существованиях человека. Мы знаем теперь, что на
механизмы наследственности, несомые в половых клетках, воздействуют,
хотя и не сразу, хотя и не непосредственно (кстати, так же действует и
ваша Карма, и это не совпадение, а отражение реальности), жизнь
предков, их доблести и болезни. Влияя на наследственность, жизнь
предков определяет не только физическую, но и психическую сущность
потомков. Естественно, что правильная жизнь ведет к здоровью,
духовному и телесному, следовательно, к жизни более счастливой и
полной. Таким образом, и Карма и метампсихоз осуществляются как
эстафета, как олимпийский факел - в накоплении инстинктивной памяти и
здоровья, то есть красоты и радости или, наоборот, болезней, слабости
и несчастья. В этом смысле можно принять и дальнейшее развитие учения
о Карме - Карме целых народов. Но мы считаем глубоко ошибочной
неизбежную неотвратимость Кармы, непосильную ни богу, ни человеку.
Познание законов наследственности, создание здоровой жизни, воспитание
высоких душевных и телесных качеств - все это в руках человека,
правда, не одиночки, а общества. И потому Карма для будущих поколений
может быть сознательно исправлена и предотвращена.
- Карму сознательно исправляет сам для себя мудрец, познавший
законы справедливой жизни, - заметил, окончив переводить,
Витаркананда.
- Но он не может исправить накопленного в прошлом, то, что
нависает над его головой грозным воздаянием, и не только его, но и
целого народа, так следует из вашего учения. А мы думаем, что все
передающееся из прошлого можно и нужно исправить, только стоит познать
как. А что познание это возможно, то вряд ли вы будете оспаривать! Вы
учите, что причинная вселенная подчинена единому механизму - это верно
и с точки зрения материалиста. Однако если замысел божества
неисповедим и цель его нам непонятна, то мы должны быть покорны
неумолимому закону совершенствования. Для меня это неприемлемо...
Гирин заметил зажегшиеся осуждением и мрачным любопытством глаза
собеседников, не смутился и продолжал:
- Каковы бы ни были цепи развития вселенной и тяжкого пути
совершенствования человека, только я как человек имею право судить,
насколько правы зачинатели и направляющие развитие силы - природы или
богов - все равно. Сознательная материя может оценить затраты на
проведение процесса совершенствования - количество горя, крови, жертв
и несчастий, которое кажется мне непомерно огромным по сравнению с
достижениями!
Медленно поднялся чернобородый фанатического вида индиец с
бирюзовым украшением в тюрбане. Едва дослушав перевод Витаркананды, он
склонил набок голову и быстро заговорил по-английски:
- Как смеем судить высшие силы и высший разум нашим бедным,
ограниченным чувствами, рассудком? Детская выходка, не более!
- Детство человечества - это склоняться перед тем, что вы зовете
высшими силами! - энергично возразил Гирин. - Неужели нельзя понять,
что поставивший эксперимент не участвует в процессе, ему важен только
результат, по которому он судит об успехе. Тем самым он не может ни на
мгновение стать наравне с теми, кто страдает и гибнет в жестоком
процессе. Потому он нацело лишен права судить, стоит ли игра свеч.
Только мы, дети человеческие, можем понять, оценить и решить,
правильно ли происходит процесс. Мне кажется, что неправильно, и мы
его или исправим, или погибнем!
- Ужасное кощунство для индийца слышать такие вещи, - нахмурился
даже Витаркананда.
- Разве уважаемым слушателям неизвестна древняя индийская
легенда, сохранившаяся в традициях брахманизма, об узурпации Брахмой
творческого процесса вселенной? - спросил тихо Гирин.
Индийцы вдруг начали спорить, забыв о госте, пока Витаркананда,
извинившись, не спросил, что известно гостю о легенде. Гирин пояснил,
что Брахма, втайне от верховного духа Махадевы, создал закрытый мир
пространства и времени в причинной зависимости, изолированной от
Великой Внепричинной Вселенной. Он даже обманом овладел Сарасвати,
заставив ее оплодотворить женским принципом Шакти преступно созданный
мир. По велению Вишну Шива-разрушитель внедряется в этот мир, чтобы
разомкнуть круг космической опухоли...
Индийцы, удивленные тем, что легенда из тайных писаний известна
чужеземцу, мрачно переглянулись, сказав несколько непонятных слов.
Гирин продолжал анализировать важнейшие положения индийской философии,
вскрывая их диалектическую сущность и отбрасывая религиозную шелуху.
- Вам, индийцам, больше повезло, чем христианам-европейцам, -
заключил свою речь Гирин. - Ваши мудрецы удалялись для размышления в
прохладные леса и особенно в чудесный мир Гималайских гор. Там,
созерцая холодное сверкание чистейших снегов, вознесенные в небо
ледяные высочайшие пики, в отрешенной от земных страстей стране голого
камня и глубокого ясного неба, ваши мудрецы подвергали мир
бесстрастному и глубокому анализу. Вот что позволило вам вскрыть
двустороннюю сущность вселенной, поставить человека на ее престоле
наравне с богом, создать самую холодную и, если так можно сказать,
безбожную религию, которую лишь впоследствии для народа одели в маску
обрядов и образов. Ибо, конечно, Адваита и Веданта в своем чистом виде
слишком далеки от сердца рядового человека, а религия без сердца
возможна, пожалуй, только в отшельничестве снеговых гор.
А основатели христианской церкви и религиозной философии уходили
в пустыни Аравии и Северной Африки. Здесь, палимые нещадным зноем, в
жарком мареве раскаленного воздуха, в котором даже звезды вечного
небосвода качаются, как в бреду, они подвергались ужасным
галлюцинациям. Мозг, распаленный неистовым солнцем, усиливающим
желания подавляемой плоти, породил всю безумную и
человеконенавистническую концепцию злобного карающего бога, ада,
дьявольского начала в женщине, потрясающих картин страшного суда и
конца мира, ужасных козней сатаны. Характерно, что это начали
древнееврейские пророки, также отшельничавшие в раскаленных пустынях,
а христианские подвижники продолжили и развили ту же самую философскую
линию. Накопление отрицательного опыта жизни под всегдашним
психическим давлением божьей кары и греха породило великое множество
параноидальных психозов, принимавшихся за божественные откровения. С
этим грузом мы, европейцы, пришли к средневековью, в оппозиции ко
всему природному, естественному началу в человеке, к красоте и
простору мира. Вы, индийцы, не потащили за собой этого груза в вашем
искусстве, литературе и философии, но не избежали расплаты за другое -
неумение удержаться на той тонкой границе между яростным фанатизмом и
бесстрастной отрешенностью, какая нужна для правильного пути.
- И какова же эта расплата? - спросил Витаркананда, переведя
очередную часть речи Гирина.
- Вы, индийцы, тысячелетия тому назад открыли правильный путь к
совершенствованию человека путем тщательного развития и умножения его
телесных и психических сил. Вы научились владеть теми мышцами и
нервами, которые не подчиняются воле европейца, узнали многое о
гипнозе и высшей физической культуре тела. Но разве вы употребили это
знание для умножения счастья и красоты? Индивидуальное
совершенствование без общественного назначения, во-первых, неполно,
во-вторых, бесцельно. Это все равно что сделать могучую машину и
запереть ее в сарай. Цель - действие в обществе людей, а не уход от
них! Не поймите это как обвинение, я никого не вправе ни осуждать, ни
порицать.
Я только искатель научной истины, знающий, что истина зависит от
обстоятельств места и времени.
Вы скрылись от мира, вероятно, потому, что познали
психофизиологические возможности человека очень давно, когда еще никто
не думал о научно обоснованной возможности создания общественной
формации, более совершенной, чем феодальные царства или
рабовладельческие деспотии. Когда, кроме военной или жреческой касты,
то есть наиболее бесполезных групп общества, все другие, подлинные
создатели материальных и духовных ценностей, стали расцениваться
наиболее низко. Кастовая система, изобретенная с целью, так сказать,
выведения пород людей разного общественного назначения, уже тысячи лет
назад не оправдала себя, а в отношении своей прямой цели - улучшения
людей полностью провалилась. Парии здесь, в Индии, родии - на Цейлоне
часто красивее и умнее людей высших каст. Трудные условия их жизни
сделали их такими, в то время как брахманы во многом отупели и
закоснели. Здесь диалектика жизни не была учтена, и Индия понесла
наказание.
Вы боялись использования полученных знаний во вред людям, как это
случается сейчас с нашей могущественной европейской наукой. Вы думали,
что качества, необходимые для достижения высшего познания, присущи
лишь ничтожному числу избранных.
Вот и случилось, что открытия, сделанные лучшими умами Индии,
оказались под спудом религиозных суеверий, никчемной обрядности,
иногда служили случайным жуликам. В трудные часы вашей родины, а их
было у многострадальных индийцев немало, эти знания были уделом
крошечной кучки людей и не помогли Индии.
Едва профессор перевел эти слова Гирина, как с места поднялись
три индийца, быстро заговорившие с Витарканандой.
- Мои друзья говорят, что это несостоятельное заявление. Мудрецы
Индии, йоги и свами боролись за свободу и гибли наравне со всеми и
впереди многих.
- Я говорю не об этом. Я слишком мало знаю, чтобы бросать такое
обвинение индийцам, которых я глубоко уважаю как народ. Поймите, речь
идет о том, что психологические достижения йогов и свами ни прежде, ни
теперь не увеличили сил вашего народа на его пути к лучшей жизни.
Умение сосредоточивать все силы ума и воли на любом предмете должно
было бы оставить далеко позади европейских ученых сейчас, когда и вам
стало очевидным, что без науки о природе, о материальном мире народ
Индии не сможет идти наравне с другими. Однако именно сейчас мы видим,
что откровения йогов не дали пользы этой науке. Их силы направились не
на реальное преодоление вредного и злого, а на другие, для народа
мнимые, препятствия.
Теперь поднялись уже все друзья профессора, за исключением
немощного старца, уставившегося удивленными глазами на ученого из
Советской России. Он поднял руку, призывая к спокойствию, и слабым
голосом что-то сказал Витаркананде.
- Свами Параматмананда хочет узнать причину, по которой мы, по
мнению уважаемого гостя, не преуспели в открытиях материального мира,
столь важного в глазах ученых Запада.
- Причина, мне кажется, в том, что вы отказались от древних
традиций - искания и борьбы, тех традиций, которые привели Индию к
таким высоким достижениям науки и искусства в древние времена.
Открытые в тысячелетних поисках силы души и тела вы направили на себя
лично, на получение индивидуального блаженства и были за это наказаны
самой природой, ибо дальнейшие исследования оборвались. В самом деле,
если человек может достигнуть экстаза - самадхи и даже высшей его
степени - нирвикальпасамадхи, которое вы называете слиянием с океаном
мировой души и божеством по ту сторону жизни и смерти, зачем идти
дальше? А аналогичные самадхи ощущения вызываются и у не посвященных в
йогу людей понижением содержания в крови углекислого газа от
усиленного дыхания в самогипнозе - так называемой гипокапнией. Это
внутреннее состояние организма, а вовсе не сверхчувственная связь с
внешним миром. Мы, западные ученые, можем вызвать мнимое погружение в
бесконечность определенными лекарствами. Таким образом, вся
великолепная и долгая подготовка мощной мыслительной машины, если
конечной целью ставится мнимое слияние с божеством, получает известную
аналогию с блаженством вовсе не подготовленных людей в бодлеровских
"Исканиях рая". Тогда эта подготовка не ведет ни к каким откровениям и
высотам познания. И не мудрено, что за последнее время йоги и свами не
смогли повести за собой многих людей, как не смогли открыть ничего
такого, что превосходило бы возможности просто талантливых ученых,
долго занимавшихся своим предметом.
Мне кажется, что движение ваше остановилось и равнодушие сменило
некогда пытливый дух великих ученых и философов Индии, еще в древности
создавших материалистическую философию Чарвака, измеривших атмосферу
Земли, открывших кровообращение за сотни лет до европейцев и даже
предвосхитивших почти точные размеры атома водорода за две тысячи лет
до нашей науки.
В раджа-йоге, королеве всех йог, одна из высших ступеней - пятая,
если не ошибаюсь, называется титикша - это состояние полного
равнодушия ко всему преходящему, к радости и страданию.
Вы называете это освобождением. С нашей точки зрения, это большое
несчастье. В периоды больших невзгод человечества у людей разных
народов появлялось состояние ацедии - убийственного равнодушия ко
всему, и к себе самим в том числе. Это выключение из жизненной борьбы
обязано повреждению наследственных механизмов и дефектности психики, а
вы наносите это повреждение себе намеренно. Не из страха ли страдания?
Не из опасения ли, что радость диалектически связана со страданием и,
чтобы избежать страдания, надо отказаться от обоих?
- Так вы считаете путь йоги бесполезным? - строго спросил
Витаркананда.
- Как можно так понять мои слова? - укоризненно покачал головой
Гирин. - Физические силы и психические возможности человека громадны.
Умение владеть ими особенно необходимо в нашу эпоху, когда
столкновение старого и нового грозит миру небывалыми бедами. Сами же
вы называли наше время "железным веком" - Кали-Югой, а современность -
эпохой Агни - космического огня, предвидите распространение
неизвестных прежде болезней, призываете "подготовить врачей".
Йогическая наука, хотя далеко не все мои западные коллеги отдают себе
в этом отчет, полярна европейской в методе познания. Мы привлекаем
информацию из внешнего мира через описание и эксперимент, нащупывая
законы вселенной. Вы же стараетесь познать мир изнутри, из себя,
считая, что человек, как микрокосм, вмещает в себя всю неисчерпаемость
бытия и полноту познания. Самая важная часть всех наук о человеке -
психология, борьба за его высокие и душевные качества, хотя и резко
различны в Индии и на Западе, по существу, составляют диалектически
две стороны единства. Наша психология зиждется на синтезе опытных
данных. Индийский исследователь не рационализирует истину, он
испытывает ее в личном, субъективном опыте. Из наших психологических
школ ближе всего к индийской школа Чарльза Роджерса.
Элементарные достижения раджа-йоги - развитие бездонной
фотографической памяти и интеллигентности выше среднего уровня -
обычно отрицались западной психологией, хотя последние данные и
начинают говорить о реальности этих достижений.
Противоположность наших путей в то же время диалектически едина в
движении к раскрытию тайн природы и человека. На этой дороге мы
неизбежно сойдемся в необходимости двустороннего постижения,
внутреннего и внешнего единства познания.
И в то же время весь идеал йоги зиждется на личном "спасении",
уходе и предоставлении всему остальному миру идти своим путем. Разве
это цель? Несколько десятков людей достигнут большого развития своих
сил, обольщая себя мнимым спасением от круговорота рождений и смертей.
Что же в этом толку для ваших братьев - людей? Даже если бы
существовал какой-нибудь создатель всего сущего - то и для него?
Мчится в будущее, вздуваясь и пенясь, поток миллиардов человеческих
жизней, а вы стремитесь выпрыгнуть из него на берег? Гордо звание
Тиртхакары - наводящего мост через поток существований для других
людей. Но ведь в конечном итоге такая деятельность должна привести
теоретически к прекращению смертей и рождений, то есть к концу
человечества. И это после всех страданий жизни на пути к мысли и воле?
Разве так поступали бодисатвы, отказавшиеся от нирваны? Разве не в
тысячу раз более благородна другая цель, какую поставил себе целый
народ - мой народ, идущий к ней через великие трудности? Цель эта -
сделать всех знающими, чистыми, освобожденными от страха, равными
перед законом и обществом, сделать доступным для них всю неисчерпаемую
красоту человека и природы. В этой цели чем выше и совершеннее будут
ее работники, тем быстрее окончится тяжелый и далекий путь. Как нужны
бы были сейчас люди, вам подобные, освободившемуся народу Индии...
Гирин сдержал себя, спохватившись, что слишком увлекся, и
закончил уже спокойно:
- Ваша йога, или психофизиологическое совершенствование, как
скажет ученый Запада, представляется мне крепким свинчиванием
сознательного с подсознательным в психике человека, железным стержнем,
поддерживающим крепость души и тела, могучим зарядом энергии, делающим
человека способным к высоким взлетам, тяжелой борьбе, необоримой
стойкости. Но для чего это все, как не для отдачи людям, помощи им,
борьбы за увеличение красоты и счастья на земле? Разве не говорил
Будда как о величайшей заслуге о внесении хотя бы крупицы счастья для
людей?
Человек, знающий из палеонтологии свою историю, тяжкое
восхождение к мыслящему существу через миллиарды лет бессмысленного
страдания живого, должен чувствовать огромную ответственность за свою
судьбу. Какое право он имеет рисковать собой, говорить о
самоуничтожении или отказе от жизни и смерти, как то делают йоги?
Только для индивидуального вознесения? Какая же это мудрость, где тут
вторая чаша весов, на которой все страдания живой плоти в ее
историческом пути от амебы до человека? Чем так уж отлична по своему
результату подобная философия от безумного бреда об очистительном огне
адской бомбы, которая призвана уничтожить погрязшее в злобе
человечество? Как случилось, что вы до сих пор стоите в стороне от
вашего подлинного назначения?
Самый великий ученый нашего века и один из величайших во все
времена, мой соотечественник Вернадский ввел понятие ноосферы - суммы
коллективных достижений человечества в духовной области, мысли и
искусства. Она обнимает всех людей океаном, формирующим все
представления о мире, и надо ли говорить, как важно, чтобы воды этого
океана оставались чистыми и прозрачными. Все усилия людей творческих
должны быть направлены сюда, и нужно не только создавать новое, но и
не позволять пачкать прежнее, вот еще одна громадная задача на пользу
всему миру.
Гирин умолк, неуклюже поклонился собравшимся и сел, вытирая
потное от напряжения и волнения лицо. Молчание нарушил Витаркананда.
- Я называю брахманом того, кто говорит правдивую речь,
поучительную, без резкостей и без намерения обидеть, - начал он
по-тамильски, повторяя по-английски для Гирина. - Наука стала религией
Запада, но есть еще многое в человеке, чего она не знает и не может
ответить на все запросы его души. Но горе ей, если наука не оправдает
гигантских надежд, на нее возлагаемых, тогда европейская мысль
потерпит полнейший моральный крах...
Профессор Витаркананда наклонил набок голову, как
присматривающаяся к чему-то птица, и продолжал:
- Пока результатом вашего устройства жизни, более обеспеченного и
куда более технически могущественного, чем наше, не явилось большее
счастье. Я не знаю России, но думаю, что вы, стоя между Западом и
Востоком, взявшись за переустройство жизни по-новому, - другие. Но
собственная статистика американцев, подтверждаемая научными
исследованиями, говорит о неуклонном росте наркомании, алкоголизма и
соответственно психических заболеваний. Считается, что из ста
восьмидесяти миллионов американцев двадцать восемь миллионов людей
неполноценны в отношении душевного или физического здоровья, а восемь
миллионов с явно поврежденной психикой. Число умственно отсталых людей
в Соединенных Штатах, по подсчетам медицинских учреждений, превосходит
всех больных раком, склерозом, туберкулезом, полиомиелитом и другими
бичами человечества, вместе взятыми. Это в стране наиболее сытой,
далеко ушедшей вперед в области технической цивилизации. Где же здесь
преимущества западной науки?
Профессор встал и подошел к балюстраде, обрамлявшей открытую
часть комнаты. Гирин впервые заметил, что они расположились на плоской
крыше высокой части дома, поднимавшейся, как приземистая квадратная
башня. Едва различимо чернела в ночном мраке густая растительность
парка, сбегавшая с холма на прибрежную равнину. Редкие желтые огоньки
земли не могли соперничать со скопищем звезд, нависших над
бесконечностью темного моря.
- Там и там, - Витаркананда показал на океан и на холмы, уступами
громоздившиеся позади дома, - мир, в котором страны точно тигры,
готовые к прыжку. Чудовищные ракеты, могущие стереть самые большие
города в ядовитую пыль, нацелены друг на друга. Охваченные безумием
вооружения люди, верящие только в силу, хвастаются перед всем миром
смертоносностью своего оружия. Гигантские подводные лодки плавают по
океанам, также вооруженные ракетами, готовыми взлететь из глубины вод.
Помню рисунок в американском журнале - ровное поле, засеянное густой
травой, а под его мирной поверхностью, в глубоких колодцах, укрыты
акульи тела ракет, которые в нужный момент прорвут тонкую крышку и
слой дерна, поднимаясь, чтобы обрушить свое отвратительное содержимое
на обреченную страну.
Там высыхают реки и скудеют поля, потому что леса исчезают,
превращенные в бумагу для бесчисленных газет, изливающих целый океан
беззастенчивой лжи. Подобные псам из священной книги христиан, газеты
все время возвращаются на извергнутое ими же, снова и снова пуская в
человеческие массы ложь или чепуху, раздутую до невообразимых
размеров. Теперь еще одно изобретение западной науки уже не словами, а
картинами, химерическими и вредными выдумками заполняет досуг людей,
приковывая их к гипнотизирующим экранам внутри душных и тесных домов.
Досуг, который мог бы быть отдан полезному совершенствованию и
подлинно прекрасному. Даже то, что Запад берет у нас, претерпевает
чудовищное опошление. Мнимые йоги сулят быстрое возвышение и
могущество, за деньги, конечно, обманывая легковерных, жаждущих чуда и
неспособных к громадному труду истинной йоги людей.
В Америке распространился так называемый "буддизм" японской секты
Дзен, превращенный бездельниками, якобы исповедующими Дхарму, в дикое
извращение даже самых недостойных обрядов низшего ламаизма. Праздные,
тупые и ленивые, эти мнимые "буддисты" предаются скотским утехам.
Западные люди сами начали понимать, что отказ от природы ведет их
цивилизацию к большой опасности.
Будучи сам частью природы, "человек тщательно разрушает ее вокруг
себя, оголяя места своего обитания и создавая идеальные условия для
заболеваний".
Другие говорят, что человек "сокрушил вокруг себя куда больше
прекрасного, чем собрал в своих музеях и картинных галереях. Самое же
гнусное, что он пытается подчинить основные законы биологии временным
законам рынка". Красота и многообразие нашей Земли, ее людей, природы,
искусства, геройских подвигов остается в подавляющем множестве случаев
неизвестна среднему человеку, серому не душой, а своим поразительным
невежеством, в узкой и монотонной жизни.
Еще хуже, когда в определенных целях нарочито скрывают широту
огромного мира, направляют внимание на мелкие, якобы важные споры, на
пустяковые вопросы, на мнимых врагов. Или восхваляют именно за
невежество и узкое самоограничение в знании. Все это опустошает,
озлобляет человека, делает духовно нищим, не видящим путей к чему-то
большому и интересному. Большинство людей не понимает, что великое
многообразие и красочность мира будут служить им крепчайшей душевной
поддержкой на протяжении всей жизни. А те, кто крадет у них время и
возможность познавания мира, - поистине людоеды-тигры.
Все больше становится у вас людей в темных очках, скрывающих
самое прекрасное в человеке - его глаза, боящихся правдивого взгляда,
честно отражающего чувства. Вот западная цивилизация, расползающаяся
по всему миру, как болезнь. Что может сделать с ней йог, вооруженный
лишь силами собственной души?
Профессор умолк, поддержанный сочувственными кивками высоких
тюрбанов. Гирин понял, что надо отвечать, и набрал воздуху в широкую
грудь.
- Еще ни одна религия на земле не оправдала возлагавшихся на нее
людьми надежд по справедливому устройству мира и жизни. Как ни грозили
самыми ужасными наказаниями христианский, буддийский, мусульманский,
еврейский ад или будущими перевоплощениями в гнусных существ -
индуизм, переустройства жизни в согласии с религиозными принципами не
получилось. Наука может достичь гораздо большего, но при условии, что
она займется человеком во всей его сложности. Я признаю прямо, что
этого в европейской науке, к сожалению, и в нашей советской еще нет.
Но у нас есть другое - в борьбе различных идеологий все более ширится
распространение коммунистических идей, и окончательная победа
идеологии коммунизма неизбежна.
"Почему?" - наверное, спросите вы. Я отвечу: потому, что никакая
религия или другая идеология не обещает равной жизни на земле каждому
человеку - сильному и слабому, гениальному и малоспособному, красивому
и некрасивому. Равной со всеми в пользовании всеми благами и красотами
жизни теперь же, не в мнимых будущих существованиях, не в загробном
мире. А так как человечество в общем состоит из средних людей, то
коммунизм наиболее устраивает подавляющую часть человечества. Враги
наши говорят, что равная жизнь у слабых получается за счет сильных, но
ведь в этом суть справедливости коммунизма, так же как и вершин
индуизма или философии чистого буддизма. Для этого и надо становиться
сильными - чтобы помогать всем людям подниматься на высокий уровень
жизни и познания. Разве вы видите здесь какое-нибудь противоречие с
знаменитым принципом йоги: "Оберегай ближнего и дальнего и помогай ему
возвыситься"? Для меня не секрет, что на Западе, да, наверное, и
здесь, на Востоке, многие люди, даже широко образованные и сами по
себе не религиозные; считают открытого атеиста человеком аморальным.
Дело простое - моральные принципы этого мира сформулированы религией и
внедряются через нее. Следовательно, считают эти люди, что атеист
должен вместе с религией отвергать и все устои морали и этики. Я был
бы рад, если бы вы увидели за моими несовершенными формулировками, что
из материализма вместе с глубоким познанием природы вырастает и новая
мораль, новая этика и эстетика, более совершенная потому, что ее
принципы покоятся на научном изучении законов развития человека и
общества, на исследовании неизбежных исторических изменений жизни и
психики, на познании необходимости общественного долга. Что у
материалиста тоже вещая душа и сердце, полное тревоги, по выражению
нашего великого поэта. Тревоги не только за себя, но и за весь
окружающий мир, с которым неразделен каждый человек, и судьба мира -
его судьба.
Но если вещая душа и жесткая дисциплина поведения также
составляют необходимые качества йога, то полное тревоги за судьбы
людей и мира сердце вы одели в броню безразличия и несочувствия.
Но есть еще одно в идеологии коммунизма, обусловливающее
неотвратимость ее распространения во всем мире. Никакая другая
общественная система не наполняет большим и высоким смыслом жизнь
каждого среднего человека, ибо жизнь для других, для большой цели
светла и интересна, а жизнь для себя убога!
Гирин также подошел к балюстраде и стал спиной к ней, лицом к
индийцам.
- На этой земле, - воскликнул он, протянув руку в открывающееся с
балкона пространство, - другой земли человеку не дано. Он еще не
дорос, чтобы пробиться к другим планетам, через хаос неорганизованной
материи космоса. И пока мы достоверно знаем, что в нашем участке
Галактики только здесь, на Земле, материя поднялась до мысли и
возможности переустройства мира по законам красоты и добра.
Совершенство нашего организма, понятое в Индии издревле, не явилось
даром богов. Оно завоевано, заработано страданиями, кровью,
миллиардами миллиардов жертв на пути исторического развития животного
мира планеты. Как же мы можем отречься от земной жизни, предоставить
невеждам и негодяям разрушить и разграбить прекрасную природу и
сделать всесторонне нищими грядущие поколения?
Гирин умолк и стал рассматривать хитросплетения резьбы на
мраморных брусьях. Прислушиваться к разговору было бесполезно, так как
он ни слова не понимал.
Индийцы говорили негромко, по очереди, не перебивая и не возвышая
голоса. Слуги внесли подносы, уставленные высокими бокалами с
кисловатым холодным напитком вроде лимонада. Гирин с удовольствием
осушил свой бокал. То один, то другой из присутствующих внимательно
взглядывал на русского врача. Гирин соображал, удалось ли ему
объяснить назревшую необходимость взаимопонимания между наследниками
могучей мысли Индии и современной материалистической наукой. Пожалуй,
его выступление не получилось, каким оно должно было бы быть.
Отсутствие подготовки... главные мысли следовало бы написать заранее
по-английски, да кто ж его знал!
Размышления его были прерваны старцем Параматманандой. С помощью
двух своих соседей он встал с сиденья и поклонился Гирину, сказав
несколько фраз.
- Мои друзья благодарят русского ученого за умную речь, - перевел
профессор, - они услышали четкое изложение позиций материалиста в
отношении философской мысли и некоторых особенностей индийской
умозрительной науки. Диаметральная противоположность взглядов не
испугала их - мы давно познали диалектику жизни. Более того, эта
противоположность дает надежду на глубокое понимание и совместное
исследование некоторых вопросов - вам со своей стороны, нам - со
своей.
- Мои друзья, - продолжал Витаркананда после паузы, - надеются,
что вы приедете снова, и предлагают вам содействие во всем, что вы
захотите узнать во время пребывания здесь или в других городах Индии.
Мы с удовольствием соберемся на новую встречу с вами. А сейчас мои
друзья вынуждены нас покинуть.
Гирин попрощался с каждым в отдельности по-индийски, делая
намасте, то есть склоняя голову над сложенными перед собой ладонями.
Хозяин пошел провожать гостей, попросив Гирина остаться еще на
несколько минут. Тот принялся ходить под легким вечерним ветерком,
давая разрядку нервному напряжению.
Витаркананда, вернувшись с небольшим свертком в руках,
присоединился к нему.
- Должен сказать, - заговорил Витаркананда, - что ни один из моих
европейских друзей еще не удостаивался такого внимания. Мои друзья
изведали многое на пути, и поиски ваши вызвали у них уважение и
дружеское участие.
Вы правы, что аналитическое исследование внешнего мира западной
наукой можно сочетать с интравертированным синтезом йоги лишь
диалектически. Вы знаете, что отдельные люди в прошлом и настоящем
обладали подобным умением, но еще нет даже признаков распространения
синтеза мудрости Запада и Востока. Мне известны предсказания, что
Россия первой ступит на этот путь, неизбежный для высшего будущего
познания, но пока еще не ступила. Это удивляет нас, потому что
психологические методы йоги особенно важны для выработки социального
поведения индивида.
"Йога есть искушенность в действиях", - сказал Шри Рамакришна,
указывая, что человек вживается в йогу и лепит себя по созданному им
идеалу. Но кому, как не вам, знать, что человек вне народа, вне
общества - пустая абстракция. Народ вне человечества тоже абстракция.
Поэтому успех в практике той или другой йоги зависит от состояния
общества и человечества. Только что окончилась железная эпоха
Кали-Юга, в которую можно было практиковать лишь карму-йогу и
бхакти-йогу, теперь подошло время и для других йог.
Бхагавад-Гита говорит, что критерий Правды - Благо, и это
определение полярно западному прагматизму Джемса с его пользой, как
критерием действительности.
Мы знаем несколько дорог. Хатха-йога - человек, овладевший ею, -
является владыкой дыхания - это лишь низшая ступень, наполняющая тело
жизненной мощью. Но есть еще лайя-йога, или путь воли с ее
подразделениями, включающими шакти-йогу, или владычество над энергией,
возбуждающее силы природы, янтру-йогу, или путь владычества над
формой, мантру-йогу - владычество над звуком, силами звуковых
вибраций. Дхьяна-йога, или путь размышления, дает власть над силами
мыслительного процесса.
Мне кажется, что ближе всех вам раджа-йога, или йога метода и
анализа, особенно тот ее раздел, который назван джнани-йогой, или
путем знания, владычества над силами интеллекта. Также не чужд вам
путь карма-йоги, или йоги действия, общественной дисциплины и
понимания взаимосвязи явлений в жизни. Ошибусь ли я, если скажу, что
требования, которые ставит человеку тот общественный строй, к которому
вы стремитесь в России, во многом похожи на карма-йогу? Но вы совсем
далеки от таких разделов раджа-йоги, как кундалини-йога и
самадхи-йога, - путей владычества над нервно-психическими силами и
силами экстаза, прозрения и соединения с океаном мировой души.
Как бы ни были различны наши методы, та великая цель, какую себе
ставит человек, - познание природы и самого себя - так же вдохновляет
нас, как и вас.
Нельзя не склонить с уважением головы перед титаническими
усилиями материалистов и громадными успехами материальной науки.
Поэтому так интересны нам мысли о духовной деятельности человека,
какие высказаны вами, материалистом из Советской России, а также точки
соприкосновения познаний, намеченные вашей речью.
Лишенные ложной гордости, мои друзья не восприняли как упрек
суровые слова об отступлении философов Индии от своего долга перед
страной и людьми. Надо обдумать сказанное и в следующую встречу
показать вам обстоятельства и внутренние силы, создавшие современное
положение. И на прощание я должен рассказать вам маленькую историю.
Один из наших художников тридцать лет назад написал картину, по
понятным причинам не получившую тогда признания. Он назвал ее "Мост
Ашвинов", то есть в прямом переводе с санскрита - всадников. Но под
этим именем традиция Махабхараты понимает близнецов - богов и
врачевателей, то есть утреннюю и вечернюю зори.
- Вот как, - заинтересованно воскликнул Гирин, - наша
древнерусская сказочная традиция точно так же представляет себе зори,
только добавляя к ним еще двух всадников - ночи и дня.
- Я позволю себе подарить вам картину "Мост Ашвинов", - продолжал
Витаркананда, разворачивая принесенный им сверток накрахмаленной
ткани.
В однообразной сумеречной серо-фиолетовой гамме красок простерся
бушующий океан, бьющийся в иззубренные скалистые берега, затянутые
глухой пеленой тумана. На левом берегу, на ступенчато поднимавшихся в
глубь страны холмах виднелись могучие здания и дымящие трубы, на
правом - снеговые горы. У их подножия - тесные восточные жилища и
храмы индийской, тибетской и китайской архитектур.
Пологой дугой взмывал над океаном, соединяя оба берега, мост, как
бы сплетенный из светящихся стрел. На него въезжали на черных конях
два всадника, безоружные, но в броне. Левый - голубовато-серый, правый
- оранжево-коричневый. Оба протягивали друг другу правые руки широким,
свободным жестом призыва и дружбы. Гирин благодарно посмотрел на
старого индийца.
- Я понимаю без объяснений, - сказал он, - все, за исключением
стрел.
- Символика проста, - улыбнулся Витаркананда, - стрелы - это
мысли в познании, сплетающие мост между несоединимым. Потому что тут
есть более глубокий смысл, легко ускользающий от северного человека,
могущего видеть, как сходятся летом вечерняя и утренняя зори. Для
жителя тропиков это невозможно, ибо равенство дня и ночи далеко
раздвигает во времени обе зари.
В ответ на глубокий, испытующий взгляд Витаркананды Гирин
протянул старому ученому руку жестом, почти сходным с движением
всадника на мосту.
_________________
О Деви! Ты-разум, небо, воздух, огонь, вода, земля. Ничто не существует вне тебя при твоем превращении. Ты стала священной королевой Шивы, чтобы изменить свою собственную блаженную форму сознания на форму мира.
|
| 21-10, 19:31 |
|
|
|
Aratron
Site Admin
Зарегистрирован: 29-08, 21:16
Сообщения: 1570
Откуда: Москва
|
ЭПИЛОГ
Холодный ветер подымал мелкие волны, с дробным плеском набегавшие
на песок. Сосны шумели в унисон с морем, и этот монотонный ритмический
шум одновременно усыплял и освобождал сознание, унося мысли куда-то в
беспредельную даль времени, будя мимолетные отзвуки в памяти четырех
чувств.
Гирин заметил, что Сима стала зябнуть, и поднялся, чтобы увести
ее с безлюдной Стрелки.
- Пойдем через Острова, - предложил он.
Крепкие невысокие сосны упруго стояли на ветру, сыпавшем каскады
листьев с гибких золотых берез. Могучие ели воротами чернели впереди.
На поляне за ними горело холодным огнем море золота и пурпура.
Зеленовато-серебряная листва ив и темные их стволы склонялись над
коричневатой чистой водой, а опадавшие клены и ясени усыпали густую
хвою голубых елей россыпью апельсинных листьев.
Особенная хмурая радость наполняла людей - от осенней красоты и
суровости неба, ветра и низких облаков.
Гирин и Сима перешли Третий Елагин мост и оказались на приморском
проспекте, напротив бывшего буддийского храма.
Сима остановилась в восхищении. Массивный забор дикого камня
ограждал небольшой сад с желтыми лиственницами и оголенными дубами.
Массивное здание тибетской архитектуры из негладкого серого гранита с
обрамленными черным лабрадоритом проемами окон и дверей. Красные,
белые, зеленые и синие кафельные полосы чередовались на карнизе
фронтона с рядами фарфоровых кружков. Позолоченные колокола, колесо и
две антилопы на крыше казались странным диссонансом в этом строгом
изяществе формы и цвета.
- Здание пустое, смотри, Иван, - сказала Сима. - Вот и надо,
чтобы его отдали под твою лабораторию!
- Нельзя. Слишком роскошное начало. Такие замахи убивают даже
хорошие намерения. Если бы организовался целый институт, большой
коллектив. Но и тогда понадобится немалый срок. Иные ученые деятели
думают, что дай здание и побольше вакансий - это называется штатные
единицы, и разработка той или другой задачи пойдет быстро. А на деле
нужны люди, много лет подготовлявшиеся к этому направлению! Но у меня
есть идея, с которой я скоро выступлю в печати.
- Какая идея?
- Совсем новая! Создать институт обмена безумными, как выражаются
физики, идеями. Новыми предвидениями на грани вероятного, научными
фантазиями и недоказанными гипотезами. Так, чтобы здесь встречались,
черпая друг у друга вдохновение, самые различные отрасли науки,
писатели - популяризаторы и фантасты. И, уж конечно, молодежь! Только
отнюдь не любители сенсационных столкновений и пустопорожних
дискуссий, отдающие дань модному увлечению. Чтоб не было никаких
научных ристалищ и боя быков! Товарищеская поддержка или умная
критика... словом, не изничтожение научных врагов, а вдохновенное
совместное искание. Вот для такого института, клуба, центра - называй
его как хочешь! - цель ясна, и только не надо ее путать ни с чем
другим, и годится это прекрасное здание. И я буду биться за создание
такого института наравне с боями за психофизиологию.
- Что ж, ты уже одолел многие трудности, даже победил индийских
идеалистов. А от меня держишь в секрете? Нечестно!
- Что такое, кто тебе это сказал?
- Мстислав, когда мы вчера были у них.
- Он оказывает мне очень плохую услугу. Кричать о победе, которой
не было, значит проиграть будущее сражение, недооценив силы
противника. Я считаю удачей, если мне удалось объяснить, что
современный материалист - это не вульгарный поклонник косной материи,
какими изображали нас еще в начале века, а человек, пытающийся
познать, не упрощая, величайшую сложность мира. Превращения материи
оказались так многообразны, что отсталыми упрощенцами стали наши
западные идеалисты, уже не привлекающие действительно жаждущих знания
людей. Индийские диалектики поняли меня, а понимание - самое главное в
человеческих отношениях. Особенно теперь, когда назрела неотложная
необходимость объединения народов всей планеты, утопив в океанских
пучинах дремучие пережитки старых идеологий, фанатический догматизм и
националистическую спесь - все это вместе с ядовитыми запасами
ядерного оружия. - Сима подняла к нему повеселевшие глаза.
- Когда я с тобой, я верю, что теперь не случится плохого. А
иногда вспомнишь фашизм, прочтешь об упорстве и злобе реакционеров
всего мира, и сделается страшно.
- Не надо бояться, родная. Я верю в здравый смысл и разум потому,
что знаю историю и учусь понимать психологию людей. Конечно, узка и
трудна та единственно верная дорога к коммунистическому обществу,
которую можно уподобить лезвию бритвы. От всех людей на этом пути
требуется глубокое духовное самовоспитание, но совсем скоро они
поймут, что их на планете теперь много. Простое пробуждение могучих
социальных устоев человеческой психики, пробуждение чувств братства и
помощи, которые уже были в прошлом, но были подавлены веками
угнетения, зависти, религиозной и национальной розни
рабовладельческих, феодальных и капиталистических обществ, даст людям
такую силу, что самые свирепые угнетения, самые железные режимы рухнут
карточными домиками, так что человечество застынет в удивлении. Так
рухнуло у нас самодержавие, так развалились колониальные империи и
разные диктатуры Центральной Америки.
- Мне становится хорошо, когда я посмотрю на мир через тебя. Я
тревожусь за будущее, как почти всякая женщина. Нам нужна ясность
предстоящей жизни, и если ее нет, то приходит тревога. А за ней
печаль. И у меня случаются приступы печали, говоря твоим языком врача.
Помню один год после смерти мамы Лизы и других еще бед, когда я
поддалась меланхолии и уехала летом в подмосковную деревню. Особенная
печаль одолевала меня к ночи. Я уходила в поля за деревню. Шла
навстречу звездам, мерцавшим над черной стеной елового леса, напевая
какую-нибудь старинную песню. Из-за леса поднимался серп месяца, и
каменные валуны на росистых лугах белели, как кости. Низко и бесшумно
пролетали птицы, резко вскрикивая, слева от меня медленно угасала
бледная поздняя заря. Хотелось поплакать о своих надеждах, больших и
ярких, сбывшихся так мало, так скупо. Я говорю о чувствах, о встречах
с красотой жизни. Все тревожней становилось на душе за будущее.
Я садилась на камень, еще теплый после дня, вдыхала запах
увлажненной росой травы и дорожной пыли.
И вдруг приходило сознание, что все это мое, русское. Что так же
сидели, заглядывая в будущее и тоскуя о прошедшем, другие наши
девушки, может быть, вчера, может быть, пятьсот лет назад.
Не могу объяснить как, но настроение менялось, я предчувствовала
утешение. Убегающая в темную даль дорога и непроглядный лес
становились преддверием ожидающей меня тайны. Только уйти туда, и идти
долго, правее зари и левее луны...
Многое изменилось с тех пор, утратилось прежнее чувство сказки,
но осталось ожидание открывающейся тайны, расходящихся стен обыденной
жизни. Хоть и не знаю, что откроется, к чему приведет.
А с тех пор как явился ты, ожидание стало уверенностью. Стены
действительно раздвигаются, и я вижу, что за ними мир, многообразный,
широкий, прекрасный. Дойду ли я, дойдем ли мы вместе - не знаю, но мы
идем. И я так люблю тебя, Иван!
Гирин сжал руку Симы. Увлеченные разговором, они вышли за поворот
шоссе и остановились перед внезапно открывшимся простором Лахты.
Синеватая вечерняя мгла стелилась над болотистой равниной, розовыми
зеркалами блестели озерки, и над верхушками маленьких сосен в просвете
туч загорелось несколько звезд. Порыв ветра зашумел на просторе и
вольным своим крылом склонил потемневшую траву, взметнул волосы Симы,
легкой лаской коснувшиеся щеки Гирина. Они быстро пошли к городу,
сливая свои шаги в одинаковом ритме.
1959 - 1963 гг.
Конец
_________________
О Деви! Ты-разум, небо, воздух, огонь, вода, земля. Ничто не существует вне тебя при твоем превращении. Ты стала священной королевой Шивы, чтобы изменить свою собственную блаженную форму сознания на форму мира.
|
| 21-10, 19:34 |
|
|
Кто сейчас на конференции |
Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и гости: 0 |
|
Вы не можете начинать темы
Вы не можете отвечать на сообщения
Вы не можете редактировать свои сообщения
Вы не можете удалять свои сообщения
|
|
|
