|
Aratron
Site Admin
Зарегистрирован: 29-08, 21:16
Сообщения: 1570
Откуда: Москва
|
Когда семейство улыбается
Пер. - М.Дронов
Самое замечательное - полнейшая тишина. Джек Дюффало входит, и хорошо
смазанная дверь закрывается за ним беззвучно, словно во сне. Двойной
ковер, который он постелил недавно, полностью поглощает звуки шагов.
Водосточные трубы и оконные рамы укреплены так надежно, что не скрипнут
даже в сильную бурю. Все двери в комнатах закрываются на новые прочные
крюки, а электрокамин беззвучно выдыхает струи теплого воздуха на отвороты
брюк Джека, который пытается согреться в этот промозглый вечер.
Оценивая царящую вокруг тишину, Джек удовлетворенно кивает, ибо
безмолвие стоит абсолютное. А ведь бывало, ночью по дому бегали крысы.
Пришлось ставить капканы и класть отраву, чтобы заставить их замолчать.
Даже дедушкины часы остановлены. Мощный маятник неподвижно застыл в ящике
из стекла и дерева.
Они ждут его в столовой. Джек прислушивается. Ни звука. Хорошо. Итак,
они научились вести себя тихо. Иногда ведь приходится учить людей. Урок не
прошел зря - из столовой не доносится даже звона вилок и ножей. Он снимает
толстые серые перчатки, вешает на вешалку вместе с пальто и на мгновение
задумывается о том, что еще нужно сделать в доме.
Джек решительно проходит в столовую, где за столом сидят четыре
человека, не двигаясь и не произнося ни слова. Единственный звук, который
нарушает тишину - слабый скрип его ботинок.
Как обычно, он останавливает свой взгляд на женщине, сидящей во главе
стола. Проходя мимо, он взмахивает пальцами у ее лица. Она не моргает.
Тетя Розалия сидит прямо и неподвижно. А если с пола вдруг поднимется
пылинка, следит ли она за ней взглядом? Когда пылинка попадет ей на
ресницу, дрогнут ли веки? Нет.
Руки тети Розалии лежат на столе, высохшие и желтые. Тело утопает в
широком льняном платье. Ее груди не обнажались годами ни для любви, ни для
кормления младенца. Как две мумии, запеленутые в ткань и погребенные
навечно. Тощие ноги тетушки одеты в глухие высокие ботинки, уходящие под
платье. Очертания ее ног под платьем придают ей сходство с манекеном.
Тетя сидит, уставившись прямо на Джека. Он насмешливо махает рукой
перед ее лицом - над верхней губой у нее собралась пыль, образуя подобие
маленьких усиков.
- Добрый вечер, тетушка Розалия! - говорит Джек, наклоняясь. - Добрый
вечер, дядюшка Дэйм!
"И ни единого слова. Ни единого! Как замечательно!"
- А, добрый вечер, кузина Лейла, и вам, кузен Джон, - кланяется он
снова.
Лейла сидит слева от тетушки. Ее золотистые волосы завиваются, словно
пшеница. Джон сидит напротив нее, и его шевелюра торчит во все стороны.
Ему - четырнадцать, ей - шестнадцать. Дядя Дэйм, их отец ("отец" - что за
дурацкое слово!), сидит рядом с Лейлой, в углу, потому что тетя Розалия
сказала, что у окна, во главе стола, ему продует шею. Ох уж эта тетя
Розалия!
Джек пододвигает к столу свободный стул и садится, положив локти на
скатерть.
- Давайте поговорим, - произносит он. - Это очень важно. Надо покончить
с этим, дело уже и так затянулось. Я влюблен. Да, да, я уже говорил вам об
этом. В тот день, когда заставил вас улыбаться. Помните?
Четыре человека, сидящие за столом, не смотрят в его сторону и не
шевелятся.
На Джека накатывают воспоминания.
* * *
В тот день, когда он заставил их улыбаться... Всего две недели назад.
Он пришел домой, вошел в столовую, посмотрел на них и сказал:
- Я собираюсь жениться.
Все замерли с такими выражениями на лицах, будто он выбил окно.
- Что ты собираешься?! - воскликнула тетя.
- Жениться на Алисе Джейн Белларди, - твердо сказал Джек.
- Поздравляю, - сказал дядя Дэйм, глядя на жену. - Но... Не слишком ли
рано, сынок? - Он закашлялся и снова посмотрел на жену. - Да, да, я думаю,
что немножко рано. Не советовал бы тебе так спешить.
- Дом в ужасном состоянии, - сказала тетя Розалия. - Нам и за год не
привести его в порядок.
- Это я уже слышал от вас. И в прошлом году, и в позапрошлом, - сказал
Джек. - Но это МОЙ дом!
При этих словах челюсть у тети Розалии отвисла:
- В благодарность за все эти годы выбросить нас на улицу...
- Да никто не собирается вас выгонять! Не будьте идиоткой! -
раздражаясь, закричал Джек.
- Ну, Розалия... - начал было дядя Дэйм.
Тетушка Розалия опустила руки:
- После всего, что я сделала...
В этот момент Джек понял, что им придется убраться. Всем. Сначала он
заставит их замолчать, потом он заставит их улыбаться, а затем, чуть
позже, он выбросит их, как мусор. Он не может привести Алису Джейн в дом,
полный таких тварей. В дом, где тетушка Розалия не дает ему и шагу
ступить, где ее детки строят ему всякие пакости, и где дядюшка (подумаешь,
профессор!) вечно вмешивается в его жизнь своими дурацкими советами.
Джек смотрел на них в упор.
Это они виноваты, что его жизнь и его любовь складываются так неудачно.
Если бы не они, его грезы о женском теле, о пылкой и страстной любви могли
бы стать явью. У него был бы свой дом - только для него и Алисы. Для Алисы
Джейн.
Дядюшке, тете и кузенам придется убраться. И немедленно. Иначе пройдет
еще двадцать лет, пока тетя Розалия соберет свои старые чемоданы и
фонограф Эдисона. А Алисе Джейн уже пора въехать сюда.
Глядя на них, Джек схватил нож, которым тетушка обычно резала мясо.
* * *
Голова Джека качается, и он открывает глаза. Э, да он, кажется,
задремал.
Все это произошло две недели назад. Уже тогда, в такой же вечер был
разговор о женитьбе, переезде, Алисе Джейн. Тогда же он и заставил их
улыбаться.
Возвратившись из своих воспоминаний, он улыбается молчаливым фигурам,
сидящим вокруг стола. Они вежливо улыбаются ему в ответ.
- Я ненавижу тебя! Ты, старая сука, - кричит Джек, глядя в упор на
тетушку Розалию. - Две недели назад я не отважился бы это сказать. А
сегодня... - Он повернулся на стуле. - Дядюшка Дэйм! Позволь сегодня я дам
тебе совет, старина...
Он говорит еще что-то в том же духе, затем хватает десертную ложку и
притворяется, что ест персики с пустого блюда. Он уже поел в ресторане -
мясо с картофелем, кофе, пирожное, но теперь наслаждается этим маленьким
спектаклем, делая вид, что поглощает десерт.
- Итак, сегодня вы навсегда уйдете отсюда. Я ждал целых две недели и
все решил. Я задержал вас здесь так долго, потому что просто хотел
присмотреть за вами. Когда вы окончательно уберетесь, я же не знаю... - в
его глазах промелькнул страх, - а вдруг вы будете шататься вокруг и шуметь
по ночам. Я этого не выношу. Не могу терпеть шума в доме, даже если Алиса
въедет сюда...
Двойной ковер, толстый и беззвучный, действует на Джека успокаивающе.
- Алиса хочет переехать послезавтра. Мы поженимся.
Тетя Розалия зловеще подмигивает ему, выражая сомнение.
- Ах! - восклицает Джек, подскакивая. Затем, глядя на тетушку, он
медленно опускается на стул. Губы его дрожат. Но потом он расслабляется,
нервно смеясь.
- Господи, да это же муха.
Муха прерывает свой поход по извилистой, желтой щеке тети Розалии и
улетает. Но почему она выбрала именно этот момент, чтобы помочь тетушке
выразить недоверие?
- Ты сомневаешься, что я смогу жениться, тетушка? Думаешь, я неспособен
к браку, любви и исполнению супружеских обязанностей? Думаешь, я
мальчишка, несмышленыш? Ну ладно же! - Джек качает головой и с трудом
успокаивается.
"Это же просто муха... А разве муха может выражать сомнение? Или ты уже
не можешь отличить муху от подмигивания? Черт побери!"
Джек оглядывает всех четверых.
- Я растоплю печь. И через час избавлюсь от вас раз и навсегда. Поняли?
Хорошо. Я вижу, что поняли.
За окном начинается дождь. Потоки воды бегут с крыши. Джек раздраженно
смотрит в окно. Шум дождя он не может заглушить. Бесполезно было покупать
масло, петли, крюки. Можно обтянуть крышу мягкой тканью, но дождь будет
шелестеть в траве под окнами. Нет. Шум дождя не убрать... А сейчас ему,
как никогда в жизни, нужна тишина. Каждый звук вызывает страх. Поэтому все
звуки надо устранить.
Дробь дождя напоминает нетерпеливого человека, постукивающего в дверь
костяшками пальцев...
Джека снова охватывают воспоминания - тот день, когда он заставил их
улыбнуться...
Он тогда резал лежавшую на блюде курицу. Как обычно, когда семейство
собиралось вместе, все сидели с постными скучными физиономиями. Если дети
улыбались, тетя Розалия набрасывалась на них с яростью.
Ей не понравилось, как он держал локти, когда резал курицу. "Да и нож,
- сказала она, - давно бы уж следовало поточить".
Вспоминая об этом, Джек смеется. А тогда он добросовестно поводил
ножиком по точильному бруску и снова принялся за курицу. Затем посмотрел
на их напыщенные, скучные рожи, и замер. А потом поднял нож и пронзительно
завопил:
- Да почему же, черт побери, вы никогда не улыбнетесь?! Я заставлю вас
улыбаться!
Он поднял нож несколько раз, как волшебную палочку и - о чудо! - все
они заулыбались!
Джек резко поднимается, проходит через холл на кухню и оттуда
спускается по лестнице в подвал. Там большая печь, которая обогревает дом.
Джек подбрасывает уголь в печь до тех пор, пока там не забушевало
мощное пламя.
Затем он идет обратно. Нужно будет позвать кого-нибудь прибраться в
пустом доме - вытереть пыль, вытрясти занавески. Новые восточные ковры
надежно обеспечат тишину, которая будет так нужна ему целый месяц, а
может, и год.
Он прижимает руки к ушам. А что, если с приездом Алисы Джейн в доме
возникнет шум? Ну какой-нибудь шум, где-нибудь, в каком-нибудь месте?
Джек смеется. Ерунда! Такой проблемы не возникнет. Нечего бояться, что
Алиса привезет с собой шум. Это же просто абсурд! Алиса Джейн даст ему
земные радости, а не бессонницу и жизненные неудобства.
Он возвращается в столовую. Фигуры сидят в тех же позах, и их
безразличие нельзя объяснить невежливостью.
Джек смотрит на них и идет к себе в комнату, чтобы переодеться и
подготовиться к прощанию. Расстегивая запонку на манжете, он поворачивает
голову и прислушивается.
Музыка. Джек медленно поднимает глаза к потолку, и лицо его бледнеет.
Наверху слышится монотонная музыка, которая вселяет в него ужас: будто
кто-то касается одной струны на арфе. И в полной тишине, окутывающей дом,
эти слабые звуки кажутся грозными, словно сирена полицейской машины.
Дверь распахивается от удара его ноги, как от взрыва. Джек бежит
наверх, а перила винтовой лестницы, будто полированные змеи, извиваются в
его пальцах. Сначала он, разъяренный, спотыкается, но потом набирает
скорость, и, если бы перед ним внезапно выросла стена, он не отступил бы,
пока не разодрал бы о нее пальцы в кровь.
Он чувствует себя, словно мышь в колоколе. Колокол гремит, и от грохота
некуда спрятаться. Это сравнение захватывает Джека. А звуки все ближе,
ближе.
- Ну погоди! - кричит Джек. - В моем доме не должно быть никаких
звуков! Вот уже две недели! Я так решил!
Он врывается на чердак.
Облегченно вздыхает, потом истерично смеется.
Капли дождя падают из отверстия в крыше в высокую вазу для цветов,
которая усиливает звук, словно резонатор. Одним ударом он превращает вазу
в груду осколков.
У себя в комнате он надевает старую рубашку и потертые брюки и довольно
улыбается. Нет музыки! Дырка заделана. Ваза разбита. В доме снова тихо. О,
тишина бывает самых разных оттенков...
Есть тишина летних ночей. Строго говоря, это не тишина, а наслоение
арий насекомых, скрип колпаков уличных фонарей, шелеста листьев. Такая
тишина делает слушателя вялым и расслабленным. Нет, это не тишина! А вот
зимняя тишина - гробовое безмолвие. Но она преходяща, и исчезает с
приходом весны. И потом она как бы звучит внутри самой себя. Мороз
заставляет позвякивать ветки деревьев и эхом разносит дыхание или слово,
сказанное глубокой ночью. Нет, об этой тишине тоже не стоит говорить!
Есть и другие виды тишины. Например, молчание двух влюбленными, когда
слова уже не нужны... Щеки его покраснели, и он закрывает глаза. Это
наиболее приятный вид тишины, правда тоже не совсем полный, потому что
женщины всегда все портят: просят прижаться посильнее или наоборот, не
давить так сильно. Он улыбается. Но с Алисой Джейн этого не будет. Он уже
это пробовал. Все было прекрасно.
Шепот. Слабый шепот.
Да, о тишине... Лучший вид тишины постигаешь в себе самом. Там не может
быть хрустального позвякивания мороза или электрического жужжания
насекомых. Мозг отрешается от внешних звуков, и начинаешь слышать, как
кровь пульсирует в висках.
Шепот.
Джек качает головой:
- Нет и не может быть никакого шепота в моем доме!
На его лице выступает пот, челюсть опускается, глаза напрягаются.
Он слышит шепот!
- Говорю тебе, я женюсь, - вяло произносит Джек.
- Ты лжешь, - отвечает шепот.
Его голова опускается, подбородок падает на грудь.
- Ее зовут Алиса Джейн, - невнятно бормочет Джек пересохшими губами.
Один его глаз начинает дергаться, словно подавая сигналы невидимому гостю.
- Ты не можешь заставить меня не любить ее. Я действительно люблю Алису
Джейн.
Шепот.
Ничего не видя перед собой, он делает шаг и чувствует струю теплого
воздуха у ног. Воздух выходит из решетки вентилятора.
Так вот откуда этот проклятый шепот!
Когда Джек идет в столовую, он ясно слышит стук в дверь. Он замирает.
- Кто там?
- Господин Джек Дюффало?
- Да, я.
- Открывайте.
- А кто вы?
- Полиция, - отвечает тот же голос.
- Что вам нужно? Не мешайте мне ужинать!
- Нужно поговорить с вами. Звонили ваши соседи. Они уже недели две не
видят ваших родственников, а сегодня слышали какие-то крики.
- Все в порядке, - отвечает Джек.
- В таком случае, - продолжает голос за дверью, - мы убедимся в этом
сами и уйдем. Открывайте.
- Мне очень жаль, - Джек отступает назад, - но я устал и очень голоден.
Приходите завтра. Тогда я поговорю с вами, если хотите.
- Мы вынуждены настаивать, господин Дюффало. Открывайте!
В дверь стучат. Не говоря ни слова, Джек отправляется в столовую. Там
он садится на стул и говорит, сначала медленно, потом все быстрее:
- Шпики у дверей. Ты поговоришь с ними, тетя Розалия. Ты скажешь, что у
нас все в порядке, чтобы они убирались. А вы ешьте и улыбайтесь, тогда они
сразу уйдут. Ты ведь поговоришь с ними, правда, тетя Розалия? А теперь я
должен сказать вам.
Неожиданно горячие слезы падают у него из глаз. Он внимательно смотрит,
как капли расплываются, впитываясь в скатерть.
- Я не знаю никакой Джейн Белларди. И никогда не знал ее. Я говорил,
что люблю ее и хочу на ней жениться, только для того, чтобы заставить вас
улыбаться. Да-да, только поэтому. Я никогда не собирался заводить себе
женщину и, уверяю вас, никогда не завел бы. Передайте мне, пожалуйста,
кусочек хлеба, тетя Розалия.
Входная дверь трещит и распахивается от ударов. Слышится тяжелый топот.
Несколько полицейских вбегают в столовую и замирают в нерешительности.
Старший поспешно снимает шляпу.
- О, прошу прощения. - Мы не хотели испортить вам ужин. Мы просто...
Шаги полицейских вызывают легкое сотрясение пола, и тела тетушки
Розалии и дядюшки Дэйма падают на ковер.
Теперь видно, что горло у всех четверых перерезано полумесяцем - от уха
до уха. И от этого кажется, что на их лицах застыли зловещие улыбки.
_________________
О Деви! Ты-разум, небо, воздух, огонь, вода, земля. Ничто не существует вне тебя при твоем превращении. Ты стала священной королевой Шивы, чтобы изменить свою собственную блаженную форму сознания на форму мира.
|
