Суд богов. (А. Н. Фанталов, рисунок тушью).

Один (германцы называли его Водан)- верховный бог у древних скандинавов, носитель мудрости и духовной власти, хозяин особого воинского рая - Вальгаллы. (У греков и римлян ему соответствовали Гермес-Меркурий, но последние не достигли столь высокого положения в олимпийском пантеоне).
Известен древнескандинавский миф, где Один решал судьбу чудовищ, порождений злого бога Локи. Старшая дочь Локи - великанша Хель - стала владычицей подземного мира, мировой змей Ермунганд опустился на дно океана, а волк Фенрир был прикован к скале, откуда ему суждено вырваться в конце мира.
Рядом с царем богов его ворон и волк. Вверху - огромный орел, между глаз которого сидит ястреб (Эдда). На дальнем плане показан Асгард (город богов), крыши дворцов которого сделаны из сверкающих щитов.

Автор текста и рисунков А.Н.Фанталов

Похороны Бальдра. (А. Н. Фанталов, изображение в туши).

Бальдр – в скандинавской мифологии юный бог, любимый сын Одина и Фригг, убитый по проискам демонического Локи. Его смерть стала поворотным моментом в "Эдде". Она как бы служит предвестием гибели мира. Согласно "Прорицанию Вельвы", жажда золота овладеет богами и людьми, они будут проливать кровь и нарушать клятвы. Великаны (хримтурсы, тролли, етуны) начнут с ними войну, которая приведет к гибели богов и великанов и рождению нового мира и человечества. Этот сюжет дает возможность изобразить персонажей скандинавских мифов, ибо смерть юного бога свела их вместе. Внизу, в центре, один несет тело своего сына Бальдра к погребальной ладье. Мать Бальдра Фригг застыла поодаль. Около ладьи великаны, готовые предать ее огню и отправить в Хель – загробный мир. Слева от них верхом на волке, с ядовитой змеей вместо уздечки в руках едет великанша Хюроккин. Справа, на небесной колеснице, запряженной козлами, мчится Тор, старший сын Одина (скандинавский бог Грома и защитник людей, особенно популярный в Век Викингов). Слева от Одина – Фрейя, богиня красоты и любви, "северная Афродита", она правит упряжкой кошек. Справа от царя богов ее брат Фрейр, верхом на чудесном вепре Гуллинвурсти ("свинка, золотая щетинка"). Они также прибыли к погребальному обряду. Валькирии (небесные воинственные девы), карлики, великаны. Люди в последний раз собрались почтить умершего. Позже они снова сойдутся в смертельной борьбе.

Автор текта и рисунков А.Н.Фанталов

Скандинавский апокалипсис. (А. Н. Фанталов, рисунок тушью).

Если исключить великие креационные и эсхатологические мифы обеих “Эдд”, то основным содержанием нордической мифологии окажутся новеллы, описывающие героические подвиги Тора. Скандинавский Громовержец импонировал своей борьбой против гибельных сил природы (горных и ледяных великанов) и потрясал воображение противостоянием Мировому Змею (запечатленном на камнях эпохи викингов). Надо сказать, что викинги были своего рода "поздней аристократией" (несмотря на сочетание военной удали и поэтического мастерства с купеческими занятиями). Впрочем, увеличение роли Бога Грома мы можем наблюдать в данную эпоху также у восточных балтов (Перкунас) и восточных славян (Перун). Но у последних оно представляло княжескую попытку, сопровождалось эксцессами и не было поддержано народом. В отличие от своих восточных аналогов, Тор не требовал человеческих жертв. Его символ – молот, заменивший прежнее оружие – топор, часто изображался на погребальных камнях. Кроме того, молоты-амулеты (практика ношения которых, возможно, возникла под влиянием крестов христиан) в больших количествах известны из позднего Века Викингов.
Говоря об эсхатологии древних скандинавов, нельзя не упомянуть о том, что она обнаруживает удивительное сходство с аналогичными сюжетами зороастрийского Ирана. “Младшая” Эдда и “Старшая” Эдда сообщают о “великанской зиме”, которая наступит в конце времен. Хтонические чудовища – Мировой Волк Фенрир и Мировой Змей Ермунганд покинут свои бездны и двинутся на мир богов. К ним присоединятся великаны и демонический Локи, освободившийся от оков. С чудовищами будут биться боги и павшие герои из свиты Одина и победят, но при этом погибнет большинство из них.
Согласно персидскому “Ривайат”, в последние века мира будут великие бедствия. Все волки сойдутся вместе и сольются в одного гигантского волка. Люди будут биться с ним и победят. Спустя века, все змеи сползутся воедино и срастутся в огромную змею. И снова, люди сразятся с ней и победят. Пройдут годы и скованный в жерле вулкана Демавенд трехголовый змей Ажи-Дахака, бывший некогда лжецарем, разорвет цепи и вырвется на свет. Тогда верховный бог Ахура Мазда воскресит великого богатыря Керсаспа и тот сразит чудовище. Затем будут уничтожены дэвы и прочие демоны.

Автор текста и рисунков А.Н.Фанталов

Прядь о Гисле

I
Во времена правления Магнуса конунга приехал из Исландии в Норвегию человек по имени Гисл. Он был сыном Иллуги сына Торвальда, сына Тинда. Тинд был братом Иллуги Черного. Гислу было семнадцать лет, когда он отправился в Норвегию. Он вел себя скромно и был молчалив. Он нанялся к одному знатному человеку, звали его Хакон из Форборди. Всю зиму Гисл почти ничего не ел и не пил и был всегда невесел. Как-то раз Хакон сказал Гислу:
- Я наблюдал за тобой и заметил, что у тебя всегда угрюмый вид. Похоже, ты обдумываешь что-то важное или решился на немалое дело. Скажи мне, что у тебя на уме, и каково бы ни было это дело, я соханю его в тайне. Однако мне вряд ли понравится, если ты не захочешь мне открыться и отправишься отсюда совершать великие подвиги.
Гисл отвечает:
- Твоя правда, и я скажу тебе все как есть. Имя этого человека Гьяввальд, и как мне говорили, он теперь конунгов дружинник. Гьяввальд участвовал в убийстве моего отца вместе с Тормодом сыном Колли, своим тестем, там, в Исландии, и у меня на глазах нанес ему смертельную рану. Я затем и приехал в Норвегию, что решил отомстить за отца или погибнуть.
- Безнадежная это затея, - говорит Хакон, - потому что Гьяввальд - ближайший человек Магнуса конунга и чужестранцу вряд ли удастся до него добраться. Но я не стану тебе мешать.
Магнус конунг сидел в эту зиму в Нидаросе, и Гьяввальд находился при нем в большом почете. Гисл отправился в город и по совету Хакона, своего хозяина, пошел на такую хитрость: он облил себе лицо горячим воском и дал ему застыть. От этого его лицо казалось обезображенным. Он подстерегал Гьяввальда, но ему все не представлялось удобного случая.



II
Как-то раз в субботу рано поутру Гисла остановил на улице сильный шум. Он увидал, что едет Магнус конунг, а с ним большая свита. Был там и Гьяввальд. Тут из одного двора вышла женщина с ребенком на руках, это была Хельг дочь Тормода, жена Гьяввальда. Она окликнула его, и он направился к ней, а конунг со свитой проследовал дальше. Потом Гьяввальд пошел по улице с каким-то человеком. Тут Гисл подбежал к нему и нанес удар. Удар пришелся в плечо, рука повисла, но не отскочила. Гьяввальд обернулся, и тогда Гисл нанес удар в другое плечо, и эта рана была такая же как и первая. Гьяввальд упал. Гисл побежал вниз, к причалам, туда, где стояла лодка, груженная бревнами. Владельца лодки звали Торстейн, это был низкорослый исландец. Гисл вскочил в лодку к Торстейну, так что бревна попадали за борт, и принялся грести к Бакки. Когда они оказались на середине реки, Гисл поднялся и прокричал в сторону причалов:
- Объявляю, - сказал он, - что это я нанес раны Гьяввальду, дружиннику Магнуса конунга, если он ранен, и я убил его, если он убит. Готовым-к-Убийству звался утром, а вечером, надеюсь, буду зваться Необреченным.
Затем они пристали к берегу у Бакки и Гисл бежал на сушу. Тут в городе затрубили и бросились искать его на кораблях и на суше. Его нашли в мелких зарослях и отвели в город. Конунговы люди обвинили Торстейна в том, что он перевез Гисла через реку, и сказали, что он де также заслуживает смерти. Тогда Гисл сказал:
- Не обвиняйте его в том, в чем нет его вины.
Проходя мимо Торстейна, Гисл подхватил его. Тот был настолько мал ростом, что едва доставал ему до подмышек. Гисл подбросил го вверх одной рукой и сказал:
- Судите сами, - говорит он,- мог ли этот бедняга защитить от меня свою лодку, когда я подбрасываю его в воздух, как ребенка. Отпустите его с миром, потому что он невиновен.
Они так и сделали и сказали, что Гисл говорил хорошо и как подобает мужу.
Гисла заключили в оковы, которые повелел изготовить Харальд конунг сын Сигурда, и никому еще не удавалось из них освободиться. Он сидел в подземелье под надзором одной женщины. В городе тогда собралось множество народу. Там было три исландских корабля. Однм правил Тейт, сын Гицура епископа; был там также Ион Священник сын Эгмунда, который потом стал епископом в Холаре. В городе было не меньше трех сотен исландцев.
Магнус конунг был вне себя от ярости. Он сидел вместе с городским епископом; там находился и Ион Священник, он был другом епископа. Конунг сказал, что Гисл должен быть убит, и в этот момент колокол возвестил о начале праздника. Конунг сказал;
- Как, уже третий час? Взгляните-ка на солнце!
Так и сделали, и оказалось, что было только начало третьего часа. Епископ сказал:
- Государь, хоть этот человек и содеял немалое, по случаю праздника ему бы следовало даровать пощаду.
Конунг сказал:
- Это ваша уловка, однако вы рассудили против моей воли.
- Вовсе нет, государь, - говорит епископ, - вам решать, как с ним постуить.
Затем собрались исландцы. Там было много родичей и друзей Гисла; они обсуждали это дело и советовались, что предпринять. Они были в большом затруднении и так ни о чем и не договорились.



III
Наступило воскресенье, и конунгу передали, что Гьяввальд хотел бы с ним увидеться. Конунг пришел к нему. Гьяввальд сказал:
- Я хочу, государь, привести в порядок мои дела, потому что не знаю, сколько мне еще отпуено времени. Я хотел просить вас даровать Гислу пощаду. Он храбро отомстил за своего отца.
- Не стоит на это рассчитывать, - говорит конунг. Гьяввальд сказал:
- Ты знаешь, конунг, что я долгое время следовал за тобой повсюду и не раз рисковал своей жизнью ради твей. Я всегда с готовностью выполнял все поручения, какие ты на меня возлагал, хороши они были или плохи, и теперь, может статься, это наша последняя встреча. Я уже беседовал со священниками и поведал им о своих делах, и причастился. Они говорят, что я смогу заслужить спасение, если пощу то зло, которое причинили мне. И я ожидаю, государь, что ты не станешь преграждать мне путь в царствие небесное тем, что предашь смерти этого человека.
- Будь по-твоему, - говорит конунг. Он ушел, а Гьяввальд вскоре умер.



IV
В понедельник рано поутру исландцы держали совет. Тейт сказал:
- Не много нам чести, если наш земляк и достойный собрат будет убит, однако все мы видим, что любой, кто ввяжется в эт дело, рискует и жизнью своей, и имуществом. Предоставим конунгу решать, и если не удастся сохранить жизнь этому человеку, то пускай и мы все умрем, а нет - так всем будет дарована пощада. Мы должны выбрать своего вожака и слушаться его.
Они все высказались за то, чтобы он тал их предводителем, а они будут следовать его советам. Он сказал:
- В таком случае вы все должны поклясться мне в том, что не станете жалеть ни себя, ни своего добра ради того, что я сочту нужным предпринять в этом деле.
Они так и сделали.
Потом они пшли в баню, и тут затрубили в рог. Тейт тотчас же выскочил из бани. Он был в рубахе и полотняных штанах, лоб ему обхватывал золотой шнурок, а поверх рубахи изнанкой наружу накинут был двуцветный плащ на сером меху, алый с коричневым.
Сбежались все исландцы, однако, когда трубят на сходку, всегда проходит какое-то время, прежде чем соберется народ. Тейт сказал:
- Пойдем не мешкая к дому, где сидит Гисл, чтобы подоспеть туда раньше конунговых людей.
Они двинулись по улице с большим шумом, а у той женщины окно как раз выходило на улицу. Она выбежала поглядеть и сказала Гислу:
- Большое несчастье, что ты здесь, потому что сюда идут люди конунга.
Гисл отвечает:
- Не будем из-за этого горевать, хозяйка. Он сказал тогда такую вису:



Вешать нос до срока
скальд не станет, - сталью
ноги нам нагреют -
хоть сулят расправу.
Смерть не диво, дева,
древо сечи хочет
подвиг свой восславить
висой напоследок.



Тут они принялись рубить дверь, и она с треском разлетелась. Люди увидели, что Гисл слегка шевельнулся. Тейт сбил с него оковы, взял его в свой отряд и они отправились на сходку. А навстречу им шел Сони Предводитель Гостей. Он шел забрать Гисла. Он сказал:
- Вы, исландцы, не теряли времени даром. Сдается мне, что вы решили сами вершить суд над этим человеком. Но конунг и его люди хорошо пмнят, что вы натворили нынче утром, а Магнус конунг не прощал и меньших оскорблений, чем убийство его дружинника этим салоедом.


V
Когда начался тнг, первым поднялся Сигурд Шерстяная Нитка. Он сказал:
- Я полагаю, большинству присутствующих известно, что убит наш товарищ по оружию, Гьяввальд. Приехал из Исландии человек с обвинением против него, но не стал требовать себе возмещения, как поступают другие, а взял и бил его. Нам, людям конунга, кажется, что иные считают пустяком перебить по одному всех конунговых дружинников. Может статься, со временем они так расхрабрятся, что и с самим конунгом будут считаться не больше, чем с другими. То, что здесь произошло, - большой позор и заслуживает жетокой кары, и это дело не поправить, даже если за одного нашего человека убить десятерых исландцев и так наказать их за дерзость, чтобы им впредь неповадно было захватывать людей, находящихся во власти конунга.
И он умолк. Тогда встал Тейт, сын епископа, и сказал:
- Не разрешит ли конунг теперь мне взять слово?
Конунг спросил у человека, стоявшего рядом:
- Кто этот человек?
Тот отвечает:
- Государь, это Тейт, сын епископа.
Конунг сказал Тейту:
- Ни в коем случае не разрешу я тбе говорить, потому что от твоих речей не приходится ждать ничего хорошего, и ты заслужил, чтобы тебе отрезали язык.
Тогда встал Ион Священник, сын Эгмунда, и сказал:
- Не разрешит ли конунг мне сказать несколько слов?
Конунг спросил:
- Кто теперь говорит? Тот человек отвечает:
- Исландский священник Ион.
Конунг сказал:
- Разрешаю тебе говорить.
Ион Священник начал свою речь так:
- Благодаренье Богу, эти страны стали христианскими, и Норвегия, и Исландия, ибо прежде бродили вперемешку и люди, и демоны, а нынче дьявол остерегается показываться нам на глаза. Теперь он использует людей для исполнения своих замыслов. Вот и сейчас, как все мы слышали, он говорил устами того, кто здесь только что выступал. Уже был убит один человек, а он убеждает нас, что нужно убить еще десятерых. Я думаю, такие люди многого добьются своими дурными делами и злыми уговорами, если захотят отвратить хёвдингов от справедливости, милосердия и прочих добрых привычек и станут подстрекать и подбивать их творить жестокости и злодейства, дабы порадовать врага рода человеческого убийством крещенных людей. А ведь мы, государь, такие же верные тебе люди, как и те, что живут в этой стране. Следовало бы вам, правителям, которые сидят в этом мире и вершат суд над народом, подумать о том, что вы представляете на земле того Судию, котоый придет в Судный день вершить суд над всем миром. И теперь, государь, в вашей власти вынести правый приговор и остеречься выносить неправый, ибо на всякий тинг и на всякую сходку является сам всемогущий Господь со своими святыми. Бог посещает добрых людей и правый суд, а дьявол приходит со своими слугами к дурным людям и на неправый суд, и можно не сомневаться, что придет Судья, который рассудит обе стороны по справедливости. Подумайте-ка теперь, государь, какой огонь горит жарче и дольше, тот ли, что разведен в печи, когда жгут дубовое полено, или тот, что зажжен от сухой ветки. Так вот, если ты, конунг, будешь вершить неправый суд, то быть тебе брошенным в тот огонь, где горит дубовое полено, но если ты рассудишь по справедливости, то можно надеяться, что ты очистишься в том огне, что зажжен от сухой ветки.
Так окончил Ион Священник свою речь. Конунг сказал:
- Сурово ты говорил, священник.
Однако не было заметно, чтобы он был сильно рассержен. Тогда встал Гисл и сказал:
- Не позволишь ли, конунг, и мне сказать несколько слов?
Конунг спросил, кто говорит. Ему сказали.
- Я не стану тебе препятствовать, - говорит конунг. Гисл сказал:
- Я хочу рассказать о том, что отец мой был убит, и это дело рук Гьяввальда и Тормода. Мне тогда было шесть лет, а Торвальду, брату моему, девять. Мы оба присутствовали при убийстве моего отца. Гьяввальд тогда сказал, что и нас, братьев, также следует убить. И не очень-то достойно мужчины рассказывать о том, государь, что мне тогда трудно было сдержать слезы.
Конунг сказал:
- Однако ты их мужественно проглотил.
Гисл сказал:
- Сказать по правде, государь, этой весной я долго подстерегал Гьяввальда, и дважды был совсем близок к цели. В первый раз дело кончилось ничем из-за моего почтения к церкви, а в другой раз мне помешал колокольный звон. И теперь я думаю, что колокольный звон может спасти мне жизнь. Однако я сочнил о вас хвалебную песнь и хотел бы ее исполнить.
Конунг сказал:
- Говори, если хочешь.
Он исполнил песнь с достоинством, однако в ней было немного искусства. Потом Гисл сказал Тейту:
- Вы отнеслись ко мне с большой добротой, но теперь я не хочу дольше подвергать вас опасности. Я хочу отдать себя во власть Магнуса конунга и подчиниться его воле.
- Поступай как знаешь, - говорит Тейт. Гисл снял с себя оружие, подошел к конунгу, положил голову к нему на колени и сказал:
- Делайте теперь с моей головой, что хотите. Однако я буду благодарен, если вы даруете мне жизнь и сделаете меня таким человеком, каким пожелаете.
Конунг отвечает:
- Сам будь хозяином своей голове. Садись за стол на место Гьяввальда, ешь и пей, и исполняй ту же службу, что выполнял он прежде. Я оступаю так по просьбе Гьяввальда, моего друга. А теперь я вызываю восьмерых исландцев быть поручителями в этом деле. За убийство Гьяввальда я назначаю штраф в шестнадцать марок золотом. Половину должен уплатить ты, а другую половину пусть уплатят по марке поручители.
Они поблагодарили конунга и на том уладили это дело. Потом конунг обратился к Иону Священнику:
- Мне понравилась твоя речь, ты говорил от Божьего имени, и я хотел бы, чтобы ты за меня молился, потому что твои молитвы имеют большой вес у Господа, ибо я верю, что ты поступаешь так, как угодно Богу.
Тот пообещал конунгу молиться за него.
Однажды, когда Ион Священник шел по улице, к нему обратился какой-то человек:
- Зайди в этот дом, - сказал он, - с тобой хочет увидеться Сигурд Шерстяная Нитка.
Он так и сделал. Сигрд сказал:
- Не знаю, священник, в чем тут дело, однако твои слова пошли мне во вред, и я заболел. Я хочу, чтобы ты прочел надо мной молитвы.
Он так и сделал и благословил его. Тогда Сигурд сказал:
- Многое могут сотворить слова твои, и суровые, и добрые, отому что мне уже полегчало.
Сигурд дал Иону Священнику богатые подарки, и они расстались друзьями. Этот Сигурд основал мужской монастырь на Нидархольме и передал ему большие владения.
После этого Ион Священник и Тент, сын епископа уехали в Исландию. Тейт сделался большим человеком, но прожил недолго, а Ион Священник стал епископом в Холаре и теперь считается святым.

Прядь о Токи

В то время, когда Олав конунг сидел в Сарпсборге, пришел к нему как-то некий рослый человек и приветствовал его. Конунг принял его хорошо и спросил его имя. Тот назвался Токи и сказал, что он сын Токи, сына Токи Старого. Он попросил у конунга позволения пробыть у него некоторое время. Конунг ответил согласием и отвел ему подобающее место. Нрав Токи имел спокойный, а пил умеренно. Это был человек покладистый и обходительный, и оттого он всем пришелся по душе. Конун находил, что Токи и умен, и повидал немало, к тому же он умел легко и мудро уладить любой спор. Конунг почитал беседу с ним наилучшим развлечением. И хотя Токи выглядел стариком, нетрудно было заметить, что прежде был он мужем статным и видным.
Однажды, когда конунг беседовал с Токи, он спросил, сколько ему лет. Тот сказал, что он и сам точно не знает - "одно мне известно: было мне назначено прожить два человеческих века, а теперь, похоже, они на исходе, потому что, вижу я, что старею, как и большинство людей".
Конунг сказал:
- В таком случае, ты должен помнить Хальва конунга и его воинов или Хрольва Жердинку, а с ним и его героев.
Токи отвечает:
- Как же, помню и того, и другого, ведь я побывал у них обоих. Конунг спросил:
- Кто ж из них показался тебе славнейшим? Токи отвечает:
- Об этом вы сами сможете судить, государь, а я вам поведаю одну историю. В те времена был я еще в расцвете сил и путешествовал из страны в страну с небольшим отрядом, который я набрал сообразно с тем, что, по моему разумению, приличествовало и подходило мне как нельзя лучше, затем что сам я тогда следовал примеру самых удалых храбрецов. Правда и то, что немногое показалось бы мне в то время недостижимым. Ездил я по разным местам, а хотелось мне испытать щедрость и великодушие хсвдингов и проверить, так ли заслужена слава их воинов, как о том идет молв. Предрешено же было, что нигде мне нельзя задерживаться дольше, чем на двенадцать месяцев. Прослышал я тогда о Хрольве Жердинке, о щедрости его и добросердечии, а еще - о славе, подвигах и доблести его воинов и о том, что никто не может сравняться с ними силою и статью. Во что бы то н стало захотелось мне повидать этого конунга и его героев. И вот, отправился я в путь с моими людьми и ехал до тех пор, пока не прибыл в Данию к Хрольву конунгу. Вошел я к нему и его приветствовал. Он принял меня хорошо и спросил, что я за человек, а я в ответ рассказал о себе. Он спросил, какое у меня к нему дело, и я сказал, что хотел бы у него перезимовать. На это он ответил, что еще ни одному человеку не отказал в угощении, а потому не бывать и мне или людям моим первыми, кому он в этом откажет. Тогда я спросил, где мне следует сидеть. Он предложил мне сесть там, где я сам смогу очистить себе место, стащив кого-нибудь со скамьи. Я поблагодарил его за это предложение: был я тогда преисполнен желанием испытать свою силу. Первым делом направился я к тому месту, где сидел Бсдвар Бьярки. А конунг поставил условие, что они не должны были бороться со мной. Схватил я Бсдвара за руки, ногами уперся в перекладину скамьи, пригнул плечи, напряг руки и потянул, что было силы, но тот сидел крепко, так что мне не удалось даже сдвинуть его с места. Только то и было, что от сильного напряжения менялся он в лице: то становился красным, как кроь, а то - белым, как лыко, или черным, как Хель, а еще - бледным, подобно трупу. Взял я тогда за руки Хьяльти Гордого. Принялись мы оба тянуть изо всех сил, и он, и я. Этого мне то и дело удавалось подтащить к самому краю скамьи, но он всякий раз успевал выпрямиться и усесться на свое мест вперед меня. Так продолжалось некоторое время, покуда я не отступил. Подошел я тогда к Хвитсерку Храброму, потянул, собрав все свои силы, и стащил его со скамьи, а за ним и всех остальных. Так я обошел вокруг палаты, и пришлось им всем одному за другим оставить свои места. Уселся я тгда, где захотел, а со мною мои люди, и занимали мы все самые что ни на есть почетные места. Было же там во всем такое великолепие, какого мне нигде не доводилось видеть. А когда настало лето, я пошел к Хрольву конунгу, поблагодарил его за гостеприимство и сказал, что мне пора в дорог. Он предложил, чтобы я остался при нем, но мне это пришлось не по вкусу.
Стал я опять разъезжать по разным местам, и так продолжалось до тех пор, пока не дошел до меня слух о Хальве конунге и его воинах. Немало рассказывали тогда о том, какие это были храбрецы. И вот, отправился я в Норвегию и прямиком к Хальву конунгу. Явился я к нему и его приветствовал, а он принял меня как нельзя лучше. Я просил позволения перезимовать у него, и он с готовностью разрешил оставаться при нем так долго, как мне заблагорассудится. Тогда я спросил, где нам следует сидет, мне и моим людям. Он предложил мне сесть там, где я сам смогу очистить себе место, и поставил те же условия, что и Хрольв Жердинка. Направился я тогда к тому месту, на котором восседал рядом с конунгом Утстейн ярл, взял его за руки и хотел стащить со скамьи. Поднатужился я, что было силы, да не тут-то было. Потом подошел я к Инстейну, а от него - к Хроку Черному, потом - к Бьсрну, а там - и к Барду. Никого из них мне не удалось стащить со скамьи. Обошел я вокруг всей палаты, а с места так никого и не сдвинул, и сказать вам по правде, государь, даже тот, кто сидел там дальше всех, и самый из них последний держались не хуже Бсдвара Бьярки. Подошел я тогда опять к конунгу и спросил, где мне сесть, раз я сам не сумел добыть себе места. Он сказал, что в таком случае нам следует занять скамьи, стоявшие ниже тех, на которых сидели его люди. После этого я напраился к скамьям, отведенным для меня и моих спутников. Не было там недостатка в хорошем угощении, да и ни в чем ином, одно только пришлось мне не по душе: а то, что должен был я смотреть на других снизу вверх, а они на меня - сверху вниз, в остальном же понравилось мне там все как нельзя лучше. Вот и рассудите теперь, государь, кто из них заслуживает большей славы.
- Нетрудно заметить, - сказал конунг, - что всех превзошли своей силой воины Хальва конунга, однако, сдается мне, не было в те времена конунга щедрее и великодушнее Хрольва Жердинки. А теперь скажи, крещенный ты человек или нет?
Токи отвечает:
- Я принял неполное крещение, потому что мне приходилось бывать то среди христиан, а то среди язычников, но верю я в Белого Христа. А пришел я к вам затем, что хочу креститься и исполнить тот обряд, какой вы мне назачите, потому что, по моему разумению, лучшего человека мне для этого не найти.
Конунг обрадовался тому, что он хочет принять крещение и служить Богу. После этого Токи был крещен епископом Олава конунга и умер в белых одеждах.

Жил человек по имени Торд. Он был сыном Торгрима, сына Хрейдара, которого убил Глум. Торд был небольшого роста и хорош собой. У него был брат по имени Хрейдар. Был он безбразен и умом не вышел, так что приходилось за ним присматривать. Быстрый и сильный то был человек, и нравом покладистый. Он все время жил дома, а Торд ездил по торговым делам, был дружинником конунга Магнуса и уважаемым человеком.
Однажды, когда Торд снаряжал свой корабль в Островном фьорде, туда пришел Хрейдар, его брат. Торд, увидев его, спросил, зачем он пришел. Хрейдар говорит:
- Да уж не без дела.
- Что же ты хочешь? - спрашивает Торд.
- Я хочу уехать, - говорит Хрейдар.
Торд сказал:
- Ни к чему тебе уезжать. Лучше я предложу тебе вот что; ты возьмешь себе все отцовское наследство, а это в два раза больше того, что я вложил в торговлю.
Хрейдар отвечает:
- Немного у меня ума, - говорит он, - если я возьму неравную часть и за это лишусь твоей защиты и поддержки, так что любой сможет вытянуть у меня деньги, в делах-то я ничего не смыслю. И тебе же будет не лучше, если придется вмешаться, когда я примусь нападать на тех, кто зарится на мое имущество, или учиню еще что-нибудь против них, а потом меня побьют за это, а то и ранят. И кроме того, похое, что тебе нелегко будет меня удержать, раз я решил уехать.
- Может и так, - говорит Торд, - но не говори никому о своей поездке.
Тот пообещал. А после того, как они расстались, Хрейдар стал говорить всем и каждому, что он собирается уехать вместе со своим братом, все стали осуждать Торда за то, что он берет с собой дурака.
И вот они снаряжают корабль, выходят в море и благополучно приплывают в Бьёргюн. Торд сразу же спрашивает, где конунг, и ему говорят, что конунг Магнус в городе, и только что прибыл, и не велел беспокоить его в тот день, потому что нуждается в отдыхе. Тут все стали разглядывать Хрейдара, потому что он выделялся среди других людей тем, что был высок и безобразен и заводил разговор со всяким встречным.
Рано утром, прежде чем люди проснулись, Хрейдар поднимается и кричит:
- Проснись, брат! Немного ведает спящий. У меня есть новости. Я слышал только что странный шум.
- На что он был похож? - спрашивает Торд.
- На звериный рев, - говорит Хрейдар, - и очень громкий, но я не знаю, что это был за шум.
- Не придавай этому большого значения, - говорит Торд, - должно быть, то был звук рога.
- А что он значит?- спрашивает Хрейдар. Торд отвечает:
- Может трубят на сходку, а может, корабль спускают.
- А что значит "сходка"? - спрашивает Хрейдар.
- Там решают все спорные дела, - говорит Торд, - и обсуждают то, что конунг считает нужным обнародовать.
- А конунг сейчас может быть на сходке? - спрашивает Хрейдар.
- Конечно, - отвечает Торд.
- Тогда я оправлюсь туда, - говорит Хрейдар, - потому что первым делом хочу я придти в такое место, где можно увидеть как можно больше людей сразу.
- Нет у нас с тобой согласия, - говорит Торд. - Мое мнение, что лучше тебе держаться подальше от таких мест. Я идти туда не собираюсь.
- Не то ты говоришь, - отвечает Хрейдар, - мы оба должны пойти. Хоть тебе и кажетя, что мне не стоит идти одному, но тебе не удастся отговорить меня от этого.
Хрейдар убегает, а Торд видит теперь, что придется идти, и отправляется вслед за Хрейдаром, а тот прибавляет шагу, и между ними большое расстояние. Когда Хрейдар увидел, что Торд идет медленно, о сказал:
- Что и говорить, плохо быть небольшого роста, когда не можешь взять силой. При этом, правда, можно быть быстроногим, сдается мне, однако, что к тебе это не относится. И ты не стал бы хуже, если бы ты был менее красив, но зато ходил как все люди.
Торд ответил:
- Не думаю, чтобы моя слабость доставляла мне больше неприятностей, чем тебе твоя сила.
- Так давай сожмем друг другу руки, чтобы испытать их силу, брат, - говорит Хрейдар.
Они так и делают и идут еще некоторое время. И вот у Торда онемела рука, и он ее вырывает: нелепым кажется ему держаться за руки с Хрейдаром. Тогда Хрейдар прибавляет шагу, останавливается на пригорке и осматривается. Он видит место, где собралось множество народу. Торд подходит и говорит:
- Будем держаться вместе, брат.
Хрейдар так и делает.
И когда они прибыли на тинг, многие узнали Торда, хорошо его встретили и доложили о нем конунгу. Торд тотчас же предстал перед конунгом и приветствовал его, и конунг милостиво ответил на его приветствие. Когда братья пришли на тинг, они сразу же расстались, и Хрейдара стали таскать за одежду и толкать. Он много болтал и смеялся, и всем казалось куда как забавно задирать его, так что он насилу мог пробиться среди обступивших его людей.
Конунг стал расспрашивать Торда о новостях и потом спросил его, не приехал ли с ним кто-нибудь, кого он хотел бы представить ему.
- Со мной в плавании был мой брат, - говорит Торд.
- Это, должно быть, хороший человек, - говорит конунг, - если он похож на тебя. Торд говорит:
- Не похож он на меня.
Конунг сказал:
- Однако он все же может быть хорошим человеком. А в чем вы больше всего несхожи?
Торд сказал:
- Высок он ростом, безобразен он и совсем неказист. Сильный и незлобивый это человек.
Конунг сказал:
- Наверно у него все-таки немало достоинств.
Торд говорит:
- Не славился он умом, когда был молод.
- Меня больше интересует, - говорит конунг, - как сейчас обстоят дела. За собой-то он следить может?
- Не во всем, - говорит Торд. Конунг сказал:
- Зачем же ты взял его из дому?
- Государь, - говорит Торд, - мы владеем всем поровну, но ему нет никакого проку от имущества, торговыми делами он не занимается, он просил только одного - поехать со мной за море, и мне показалось несправедливым отказать ему в этом, раз уж он дает мне всем распоряжаться. И мне подумалось, что встреча с вами принесла бы ему удачу.
- Я хотел бы его видеть, - говорит конунг.
- Так и будет, - говорит Торд, - но теперь он куда-то запропастился.
Тогда конунг посылает за ним. И когда Хрейдар слышит, что конунг хочет его видеть, то он идет, задрав нос и не разбирая ороги, ведь ему было непривычно, что конунг ищет с ним встречи. Одет он был так: на нем были штаны до щиколоток и серый плащ. И когда он предстает перед конунгом, то падает на колени и приветствует его. Конунг отвечает ему, смеясь:
- Если у тебя ко мне есть дело, то говори прмо, чего ты хочешь. Ведь и у других есть нужда поговорить со мной.
Хрейдар говорит:
- Мое дело, думаю я, очень важное. Я хотел на тебя посмотреть, конунг.
- Ну и как, доволен ты, - говорит конунг, - тем, что меня видишь?
- Конечно, - говорит Хрейда, - но не уверен я в том, что рассмотрел тебя как следует.
- Так как же нам быть? - говорит конунг. - Может, ты хочешь, чтоб я встал?
Хрейдар отвечает:
- Пожалуй, - говорит он. Поднявшись, конунг сказал:
- Ну, теперь я думаю, ты меня можешь хорошо рассмотреть.
- Не совсем хорошо, - говорит Хрейдар, - но почти.
- Может быть ты хочешь, - говорит конунг, - чтобы я снял плащ?
- Конечно, я этого хочу, - говорит Хрейдар. Конунг сказал:
- Мы должны прежде это дело обсудить. Вы, исландцы, большие выдумики, и мне не хотелось бы допустить, чтобы ты это обратил в насмешку, хочу я этого избежать.
Хрейдар говорит:
- Никто не смеет, конунг, дурачить тебя или лгать тебе.
Тогда конунг снимает с себя плащ и говорит:
- Теперь смотри на меня так внимательно, как тебе хочется.
- Ладно, - говорит Хрейдар.
Он обходит конунга кругом, бормоча себе при этом под нос:
- Прекрасно, прекрасно.
Конунг сказал:
- Теперь ты меня рассмотрел, как тебе хотелось?
- Конечно, - говорит о. Конунг спросил:
- Ну и понравился я тебе?
Хрейдар отвечает:
- Не преувеличил Торд, брат мой, когда говорил о тебе хорошее.
Конунг сказал:
- Сумел ли ты найти какой-нибудь изъян, которого другие не замечали?
- Не думал я искать, - говорит он, - да и не смог бы, потому что каждый предпочел бы быть таким как ты, когда б от него это зависело.
- Ты преувеличиваешь, - говорит конунг. Хрейдар отвечает:
- Тогда следовало бы бояться лести, - говорит он, - когда б ты не был на самом деле таким, каким я тебя нашел, о чем я и сказал только что.
Конунг сказал:
- Все же найди какой-нибудь изъян, пусть хоть самый маленький.
- Вот разве что, - говорит он, - один глаз у тебя немного выше другого.
- До тебя это заметил только один человек, - говоит конунг, - и это был Харальд конунг, мой родич. А теперь давай сквитаемся, - говорит конунг. - Встань-ка теперь ты и сними свой плащ, а я на тебя посмотрю.
Хрейдар сбрасывает плащ, а ручищи у него грязные - человек он был большерукий и безобразный, - вымыты кое-как. Конунг смтрит на него пристально.
Тут Хрейдар сказал:
- Государь, - говорит он, - как ты меня находишь?
Конунг говорит:
- Думается мне, что не родился еще человек безобразнее тебя.
- Так говорят, - отвечает Хрейдар. - Ну, а нет ли, на твой взглд, во мне чего-нибудь хорошего? Конунг сказал:
- Говорил мне Торд, брат твой, что ты человек добродушный.
- Так оно и есть, - сказал Хрейдар, - да сдается мне, что это плохо.
- Но однажды ты разгневаешься, - сказал конунг.
- Тебе видней, государь, - говорит Хрейдар. - А долго ли еще ждать?
- Точно не знаю, - говорит конунг. - Скорее всего, случится это нынешней зимой.
Хрейдар сказал:
- Спасибо на добром слове.
Конунг сказал:
- К чему у тебя есть умение?
Хрейдар говорит:
- Никогда я ничего не пробовал, а потому и не знаю.
- Возможно, что ты на что-то способен, - говорит конунг.
- Спасибо на добром слове, - сказал Хрейдар. - так и должно быть, раз ты так сказал. Мне, видно, потребуется место для зимовки.
Конунг сазал:
- За этим дело не станет. Но я считаю, что лучше было бы тебе остановиться там, где поменьше народу.
Хрейдар ответил:
- Ну что ж, - говорит он, - но только нигде не будет так мало народу, чтобы не всплыло все, что я скажу - и скажу-то в шутку, - а я челоек несдержанный на язык и много чего могу наговорить. Вот и может случиться так, что мои слова разнесут повсюду, и надо мной станут насмехаться и придадут слишком большое значение тому, что я сказал в шутку или просто сболтнул. И поэтому кажется мне более разумным держаться тех, ко обо мне заботится, как Торд, мой брат, хотя бы там было и множество народу, чем жить там, где людей немного, но никому ни до чего нет дела.
Конунг сказал:
- Поступай как знаешь, отправляйтесь оба к моим дружинникам, если вам это больше нравится.
Как только Хрейдар услышал эти слова конунга, он убегает и рассказывает всякому, кому не лень его слушать, что конунг принял его очень хорошо, а своему брату Торду говорит, что конунг разрешил ему жить с его дружинниками.
Торд сказал:
- Тогда тебе нужно одеться и вооужиться достойно и как подобает тому, у кого ни в чем нет недостатка; ведь многих красит богатая одежда, а быть хорошо одетым важнее в палатах конунга, чем где бы то ни было. Да и дружинники тогда не станут над тобой смеяться.
Хрейдар отвечает:
- Очень ты ошибаеься, если думаешь, что я собираюсь наряжаться.
Торд сказал:
- Так сошьем тебе одежду из домотканного сукна.
Хрейдар отвечает;
- Лучше уж так, - говорит он.
Так и было сделано, как посоветовал Торд, и Хрейдар на это согласился. Теперь у него одежда из домотканного сукна, он умывается и сразу начинает казаться совсем другим человеком. Красивее он не стал, а вид у него доблестный.
Таким он, однако, был человеком, что когда они с Тордом жили с дружинниками, то Хрейдару поначалу здорово от них доставалось, и они всячески над ним подшучивали. Вскоре увидели они, что он большой любитель поговорить, и все пошло так, как и следовало ожидать. Он их очень забавлял и сам все время смеялся над тем, что они говорили, и такой он был весельчак, что всех их превзошел и в разговоре, и в состязаних. И оттого, что он был очень силен, а они со временем убедились в том, что он на них обиды не держит, дружинники оставили его в покое <...>.
В то время страной управляли два конунга: конунг Магнус и конунг Харальд. Возник тогда спор <...>, что дружинник конунга Магнуса убил дружинника конунга Харальда, и было условлено, что конунги сами встретятся и разберут это дело. И когда Хрейдар слышит о том, что конунг Магнус должен отправиться на встречу с конунгом Харальдом, он идет к конунгу Магнусу и говорит:
- Есть кое-что, - говорит он, - о чем я хочу тебя просить.
- Что же это? - сказал конунг. Хрейдар сказал:
- Разреши мне поехать с тобой. Не скажу, чтобы я много путешествовал, но уж очень мне хочется увидеть сразу двух конунгов в одном месте.
Конунг отвечает:
- Правду ты говоришь, путешествовал ты мало. И тем не менее я не могу позволить тебе ехать со мной, потому что негоже тебе попасть в лапы людям конунга Харальда. Как бы не было от этого беды и тебе, и другим. Боюсь я, что тогда-то и охватит тебя гнев, которого ты так ждешь, а лучше бы обойтись без этого.
Хрейдар отвечает:
- Хорошо ты сказал. И вправду, надо ехать, коль есть надежда, что я разозлюсь.
Конунг говорит:
- И ты поедешь, даже если я не позволю?
Хрейдар отвечает:
- Все равно поеду.
- Не думаешь ли ты, что тебе дастся поступить со мной так же, как с твоим братом Тордом? Потому что с ним тебе всегда удавалось настоять на своем,
Хрейдар говорит:
- Тем легче мне это удастся с вами, потому что ты умнее его.
Конунг видит теперь, что его не остановишь, и думает, чт еще неизвестно, что из того выйдет, если Хрейдар поедет не в его свите, а один или незнамо с кем. Он разрешает Хрейдару сопровождать его, и тому дают коня.
И как только они отправились в путь, Хрейдар поскакал галопом сломя голову и загнал коня. Когда конунг узнал об этом, он сказал:
- Все к лучшему. Отправьте теперь Хрейдара домой, и пусть он не едет.
Тот говорит:
- Хоть конь пал, поездке это моей не помешает. Придется мне немного пробежаться, если я не хочу от вас отстать.
Вот они едут, и многие припустили коней, состязаясь с ним в беге, почему б, думают, не испытать быстроту его ног, раз он сам ею хвастался. Но выходило так, что он загонял любого коня, какого против него ни выставляли: он де был бы недостоин придти на сходку, если б ему было за ними не поспеть. И поэтому многие остались без лошадей.
И когда они прибыли на место встречи, конунг Магнус сказал Хрейдару:
- Следуй повсюду за мной и никуда не отлучайся. Есть у меня предчувствие, что не будет добра от того, что люди конунга Харальда увидят тебя.
Хрейдар ответил, что все будет тк, как сказал конунг:
- Думаю, что лучше мне от вас не отставать.
Вот конунги встречаются, вступают в беседу и обсуждают свое дело. А люди конунга Харальда увидели Хрейдара, прослышали о его славе и решили позабавиться. И пока конунги разговаривали, Хрейдар ушел с людьми Харальда. Они завели его в лес неподалеку и стали таскать за одежду и то и дело толкали его. Раз на раз не приходится: то летал он как соломинка, а то стоял крепко как стена, и они от него отскакивали. Вот забава зашла так далеко, что они стали обращаться с ним куда как грубо, пустив в ход рукояти секир и ножны. Они кололи его в голову концами ножен и поранили его. Он же вел себя так, как если бы ему это казалось величайшей забавой, и все время смеялся. И так продолжалось до тех пор, пока с их стороны игра и вовсе не улучшилась. Тогда Хрейдар сказал:
- Ну, поиграли и довольно. Надоело мне это. Пойдем теперь к вашему конунгу, хочется мне на него поглядеть.
- Не бывать тому, - сказали они, - чтобы такой дьявол как ты увидел нашего конунга. Лучше мы отправим тебя в Хель.
Не слишком пришлось ему это по душе, да и похоже было, что они не остановятся на угрозах. И вот дошло до того, что он потерял терпение и разгневался. Схватил он тут человека, который больше других на него нападал и над ним издевался, поднял его в воздух и ударил головой оземь, да так, что у того брызнули мозги, и он умер. Тут ешили они, что он наделен нечеловеческой силой и бросились бежать, пришли и рассказали конунгу Харальду, что убит его дружинник.
Конунг отвечает:
- Так убейте того, кто это сделал.
- Нелегко это, - говорят они, - ведь он уже ушел.
А теперь нуно рассказать о том, что Хрейдар встретился с конунгом Магнусом. Конунг сказал:
- Ну, теперь ты узнал, каково это - гневаться?
- Да, - говорит тот, - теперь знаю.
- Ну и как? - говорит конунг. - Помнится, прежде тебя это очень занимало.
Хрейдар отечает:
- Ничего хорошего, - говорит он. - Больше всего мне хотелось бы всех их убить.
Конунг сказал:
- Я всегда знал, - говорит конунг, - что когда ты разгневаешься, это плохо кончится. Теперь я хочу послать тебя в Уппланд к Эйвинду, моему лендрманну, чтоы он укрыл тебя от конунга Харальда, не уверен я, что ты будешь в сохранности, если останешься с дружиной, потому что знаем мы: коварен родич Харальд, и трудно от него уберечься. Вернешься ко мне, когда я за тобой пошлю.
Вот Хрейдар уезжает в Уппланд, и Эйвинд принимает его, как приказал конунг. Конунги уже уладили свой прежний спор, но это дело не было улажено. Думалось конунгу Магнусу, что эти люди сами во всем виноваты и потому лишили себя права на возмещение. Он считал, что за убитого дружинника не нужно платить виры, а конунг Харальд требовал возещения за своего дружинника, и они расстались, не достигнув согласия.
Прошло немного времени и конунг Харальд узнал, где укрывают Хрейдара. Тогда он пускается в путь и прибывает в Уппланд к Эйвинду с шестью десятками людей. Он приезжает туда рано утром, думая застать их врасплох. Но из этого ничего не вышло, потому что Эйвинд предвидел, что он может явиться, и был к этому готов. Он тайно собрал людей, и они прятались в лесу около усадьбы. Эйвинд должен был дать им знать, когда прибудет конунг Харальд и понадобится их помощь.
Рассказывают, что незадолго до того, как приехал конунг Харальд, Хрейдар попросил Эйвинда дать ему серебра и немного золота.
- А ты в этом деле сведущ? - говорит тот. Хрейдар отвечает:
- Так сказал мне конунг Магнус. А сам я об этом ничего не знаю, ведь я еще ни за что не брался. Но раз он так сказал, то я ему верю.
Эйвинд сказал:
- Странный ты человек, - говорит он. - Я дам тебе материал для работы. Вернешь мне серебро, если у тебя ничего путного не выйдет, а если выйдет, тогда пусть оно останется у тебя.
Хрейдара заперли в одном доме, и он принялся за работу. И прежде, чем работа его подошла к концу, приезжает конунг Харальд. И как я раньше уже говорил, Эйвинд был к этому готов, и задает он конунгу большой пир. И вот, когда они сидят и пируют, спрашивает конунг, здесь ли Хрейдар - "и можешь рассчитывать на мо дружбу, если выдашь мне этого человека".
Эйвинд отвечает:
- Нет его теперь здесь, - говорит он.
- А я знаю, - говорит конунг, - что здесь он, и ни к чему тебе скрывать это.
Эйвинд сказал:
- Хотя бы и так, но я не намерен угождать тебе больше, чем конунгу Магнусу, и выдавать тебе человека, которого он отдал под мою защиту.
И тут он выходит из горницы. А когда он выходит, Хрейдар колотит в дверь и кричит, чтобы его выпустили.
- Тише, - говорит Эйвинд, - конунг Харальд приехал и хочет тебя убить.
Хрейдар все равно продолжает стучать и говорит, что он хочет встретиться с конунгом. Видит Эйвинд, что он сейчас выломает дверь, подходит и отпирает.
Он сказал:
- Да заберут тебя тролли, - говорит он, - идешь ты на верную смерть.
Хрейдар входи в горницу, подходит к конунгу и приветствует его. Он сказал:
- Государь, смени гнев на милость, ведь я могу тебе во многом быть полезным и сделаю, что ты мне прикажешь, даже если поручение будет не очень-то приятным, в случае опасности или любом другом, и я с готовностью все выполню, куда бы ты меня ни послал. Есть у меня одна ценная вещь, которую я хочу тебе подарить, - и ставит ее перед ним на стол. А была то свинья, сделанная из серебра и позолоченная. Когда конунг увидел свинью, он сказал:
- Что и говорить, искусен ты. Никогда не видел я ничео подобного.
И вот пошла она по рукам. Конунг говорит, что он готов с ним помириться, - "и ты годишься на то, чтобы дать тебе важное поручение. По-моему ты человек сильный и бесстрашный".
Вот свинья возвращается обратно к конунгу. Он берет ее и рассматривает внимательнее и видит он теперь, что у нее сосцы, и что это самка. Тогда он отбрасывает ее, понимая, что она сделана ему в насмешку, и говорит:
- Да заберут тебя тролли! Встаньте, люди, и убейте его.
Но Хрейдар берет свинью и выходит вон. Он сразу же отправляется в уть, прибывает к конунгу Магнусу и рассказывает ему о том, что произошло. А те люди вскочили и бросились за ним, чтобы убить его. И когда они вышли, то им навстречу выступил Эйвинд со множеством людей, так что они не смогли схватить Хрейдара. На этом конунг Харальд с Эйвиндом расстаись, и конунг был недоволен.
И когда конунг Магнус и Хрейдар встретились, спрашивает конунг, как он съездил, а Хрейдар рассказывает, как оно было, и показывает конунгу свинью. Конунг Магнус сказал, взглянув на свинью.
- Хорошая работа. Но родич наш, конунг Харальд, мстил и за гораздо меньшие оскорбления. Немало у тебя, однако, храбрости и выдумки.
Хрейдар пробыл после этого некоторое время у конунга Магнуса. Однажды приходит он побеседовать с конунгом и говорит;
- Хочу я, конунг, чтобы ты позволил мне то, о чем я тебя ппрошу.
- Что это такое? - спрашивает конунг.
- А то, государь, - говорит Хрейдар, - чтобы ты выслушал хвалебную песнь, которую я о вас сложил.
- Почему бы и нет, - говорит конунг.
Вот Хрейдар говорит песнь, и она очень странная: вначале неудачная, но, чем дальше, тем лучше. И когда кончилась песнь, конунг сказал:
- Странной кажется мне эта песнь, однако она хороша в конце. Песнь эта подобна твоей жизни: нескладно началась она, но со временем будет все лучше и лучше. Я хочу назначить тебе награду за песнь. Есть один остров у берегов Норвегии, который я тебе пожалую. На нем хорошие пастбища, и это добрая земля, хотя она и невелика.
Хрейдар сказал;
- Там я соединю Норвегию с Исландией.
Конунг сказал:
- Не знаю я, чем это обернется. Но одно знаю наверняка: многие захотят купить у тебя этот остров и дать тебе за него деньги, но, думаю, будет разумнее, если я сам куплю его, чтобы не стал он костью, из-за которой бы перегрызлись ты и те, кто пожелают его купить. И неразумно было бы тебе оставаться в Норвегии слишком долго, потому что я знаю, ка конунг Харальд решит твою судьбу, если он за это возьмется, а того не миновать, останься ты в Норвегии.
Тут дает ему конунг Магнус серебро за остров и хочет, чтобы он не подвергал себя опасности, оставаясь здесь. Хрейдар уезжает в Исландию, селится на севере в Сварвадардале и становится большим человеком. И по предсказанию конунга Магнуса дела его идут хорошо, и чем дальше, тем лучше, и всего более пошли ему на пользу те странные поступки, что он совершил в начале своей жизни. Он жил до старости в Сварвадардале, и многие ведут от него свой род. И здесь заканчивается этот рассказ.

В тот день боги собрались у Одина, в его дворце Валгаллы, На этот раз собрались не для того, чтобы наслаждаться роскошной трапезой, обильно орошаемой медовым напитком. Слишком серьезное дело предстояло им, чтобы решать его во хмелю: над Асгардом, небесной обителью богов, нависла грозная опасность — чудовищный волк Фенрир замыслил напасть на священный чертог.
Фенрир принадлежал к роду великанов, которые были первыми обитателями Асгарда во времена создания Вселенной. Изгнанные богами, занявшими их место, великаны выжидали благоприятного случая, чтобы отомстить. Сын одной великанши и духа огня Локи, волк обещал достичь в зрелом возрасте гигантских размеров. Всегда голодный, он прочесывал Вселенную, широко раскрывая свою пась, так что одна его челюсть касалась Неба, а другая — Земли, и заглатывал в эту зияющую бездну все, что ему попадалось на пути. Боги следили за ним с беспокойством, и один оракул подтвердил их опасения. Фенрир строил против богов злые козни, и надо было срочно остановить его...
Совет богов, однажды уже собиравшийся по зову Одина, бога войны и первого мудреца, порешил так: не следует убивать Фенрира, дабы не запятнать себя его кровью. Волка нужно просто заковать в цепи и оставить на пустынном острове.
С подозрительным послушанием Фенрир позволил надеть себе на шею цепь из крупных стальных колец. Боги уже наслаждались своей победой, вдруг гигантский зверь напряг свои мускулы и разорвал эту цепь, как тонкую веревку. И вторую цепь с легкостью порвал Фенрир, хотя была она крепче первой. И снова боги собрались на совет во дворце Валгаллы.
— Чего мы ждем, почему не решаемся покончить этим проклятым волком?— пробасил краснобородый Тор, старший сын Одина.— Поручите это мне: одним ударом Мьёльнира, моего молота, который никогда не бьет мимо цели, я проломлю ему череп. А потом мы отпразднуем победу и вволю попируе!
Тор пребывал в скверном расположении духа: уме претило вынужденное воздержание. Супруга его, златоволосая Сив, попыталась успокоить мужа. Мудрый Бальдр поддержал богиню:
— Не горячись, Тор! Нам нужно заковать Фенрира в цепи, чтобы доказать, что мы сильнее.
— Бальдр верн говорит, Тор,— подтвердил Один.— Я бы и сам с легкостью поразил чудовище волшебным копьем Гунгнир... Однако ты надоумил меня: обоим нам изготовили оружие карлики-кузнецы. Лишь они могут смастерить цепь столь прочную, что и Фенрир не вырвется. Нужно как можно скорее отправить к ни гонца! — И в страну карликов немедленно был отправлен посланник богов.
В давние времена, когда боги изгнали великанов, карлики сочли, что под землей жить куда спокойней, и с тех пор обитали в подземных пещерах. Они слыли непревзойденными кузнецами и рудознатцами. Работа так и порилась у них в руках. Именно они ковали волшебное оружие для богов и прекрасные украшения для богинь.
Вскоре в Асгард явился сам главный кузнец. Он был очень стар, с лицом, опаленным жаром кузницы, но глаза его так и светились лукавством. Карлик вынул из своей котомки длинную енту — нежную, как шелк, и легкую, как воздух.
— Вот цепь, которую невозможно разорвать! — сообщил он богам, взиравшим на него с явным недовернем.— Если хотите, попробуйте!
Боги в недоумении передавали из рук в руки длинную шелковистую ленту. Они тянули ее в разные стороны, сперва— слегка, боясь разорвать, потом — все сильнее и сильнее. Когда лента выдержала даже колоссальную силу Тора, который тщетно напрягал свои мускулы, боги убедились наконец в ее прочности. Они спросили у карлика, в чем секрет этого чуда.
— Наша лента сделана из шести элементо, соединенных вместе по одному волшебному рецепту,— ответил кузнец.— Это шум кошачьих шагов, женская борода, корни горы, медвежье сухожилие, рыбье дыхание и птичья слюна.
Боги были удовлетворены, они поблагодарили карлика и призвали Фенрира на пустынный остров посреди озера мсвартнир, находившийся во владениях бога Одина.


Самопожертвование Тюра
Исполинский волк не любил богов и не доверял им. И когда боги в третий раз явились к нему, чтобы помериться силой, он заподозрил неладное. Волк притворился спящим, а сам украдкой наблюдал за небожителями. А ну как они проведали о его ненависти и о тайных замыслах? Ведь ему было известно, что Один обладает даром провидения: а он лишь выжидал удобного случая, чтобы напасть на Асгард, вот только пока не придумал, как ему обмануть бога света Хеймдалля, хранителя и неусыпного стража небесной радуги, ведущей в священный чертог Асгарда.
Но боги вели себя вполне дружелюбно, они смеялись и весело переговаривались между собой. Вот они уже совсем близко. Фенрир сделал вид, что проснулся, и зевнул, широко раскрыв пасть — так, чтобы еще раз показать врагам свои огромные зловещие клыки.
— Здравствуй, Фенрир,— сказал Один.— Хочешь поиграть с нами?
«Берегись! — подумал про себя волк.— Что еще они от меня хотят?» И ответил ворчливо:
— Что же это за игра?
— Посмотри на ленту,— продолжал бог.— Каждый из нас пытался ее разорвать, но апрасно; даже Тору, несмотря на его могучие мускулы, это не удалось! Одни из нас считают, что у тебя это тоже не получится. Другие, напротив, утверждают, что лишь тебе под силу разорвать ленту. Не возьмешься ли ты разрешить наш спор?
Фенрир задрожал от гнева, глаза его так и полыхнли ненавистью, из груди вырвался хриплый стон. «Это ловушка!» — подумал он. Однако не принять вызова богов он не мог, иначе они сочли бы его трусом. Волк немного помедлил и ответил, стараясь вновь обрести спокойствие:
— Хорошо, я согласен на испытание, но при одном условии: кто-т из вас, пока я буду связан, положит свою руку мне в пасть...
Теперь Фенрир пристально наблюдал за тем, какое впечатление произвели его слова на богов. Ему показалось, что Один незаметно опустил голову, чтобы получше спрятать свое лицо под большой шапкой, с которой он не расставася, потому что, увы, у него не было одного глаза. Тор чуть не задохнулся от ярости, с силой сжимая в руке священный молот. Его жена Сив побледнела, а Фриг, супруга Одина, нервно теребила свое тяжелое золотое ожерелье. Лишь Бальдр сохранял невозмутимость.
Волк торжествовал: он оказался прав— боги действительно готовили ему ловушку, и вот теперь они вынуждены отступить, признаться в собственном бессилии. Довольный собой, Фенрир распрямился — своим гигантским ростом он стремился произвести на противника еще более сильное впечатление.
Неожиданно один из богов выступил вперед. Это был Тюр, бог сражения, почитаемый на поле брани за храбрость, а также за прямоту и мудрость. До той минуты он скромно держался в стороне, так что Фенрир его не заметил.
Как только волк увидел Тюра, его охватило мрачное предчувствие, которое он попытался отогнать. «Я ничего не боюсь,— говорил он себе,— ни у кого из этих богов не достанет смелости, чтобы пожертвовать рукой». Тем временем Тюр, не говоря ни слова, без малейшего страха протянул правую руку и поднес ее прямо к пасти чудовища. Фенриру ничего не оставалось, как разжать челюсти...
Все произошло очень быстро. В одно мгновение могучие руки сжали волка, затем связали его волшебной лентой. Потом боги осторожно отошли, все, кроме Тюра, которому пришлось соблюдать условия сделки, заключенной с Фенриром.
Волк попробовал пошевелиться. Он из кожи лез он, лишь бы избавиться от ненавистных пут, но и его мощные лапы не помогли ему освободиться. Пена бешенства выступила у него на губах. Фенрир просто обезумел от ярости и собственного бессилия, а боги безудержно смеялись, показывая пальцами на своего врага, которого наконец-то одоели. Все потешались над ним. Все ли? Нет, рядом с волком спокойно и достойно стоял отважный Тюр. Фенрир слегка сжал челюсти, но бог не сделал ни малейшего движения, чтобы убрать руку; потом волк резко сомкнул челюсти и своими страшными клыками отсек Тюру кисть до запястья.
Боги вдохнули с облегчением: волк проиграл. Самопожертвование Тюра сполна искупило бесчестность шутки, сыгранной с Фенриром. Его оставили связанным на острове. Гигантский волк завыл. Тогда, прежде чем уйти, один из богов приблизился к нему и вставил между челюстями зверя свой меч, чтоы волк не мог даже выть от ярости.


Сумерки богов
Уже несколько дней обитель богов была окутана грозными и мрачными ледяными тучами. Повсюду царили сумрак и холод, ибо двум волкам, рожденным от Фенрира, что без устали преследовали луну и солнце, удалось проглотить светносные звезды. Порывы ветра с корнями вырывали деревья, гнали огромные волны, а завывания бури доносились даже до Асгарда.
Один чувствовал приближение страшной битвы, в которой вскоре должны были сойтись боги и великаны: те вынашивали план мести целую вечность и были наконец отовы к нападению...
Один сменил свою большую шапку на шлем, вооружился волшебным копьем Гунгнир и вызвал к себе личную стражу. Это было грозное войско: воины его, прозванные Неистовыми Безумцами, денно и нощно готовились к сражению. Они сразу явились к Одину, для устрашения надев на плечи медвежьи и волчьи шкуры.
Один собрал всех богов Асгарда в своем дворце Валгаллы.
— Приближается час великой битвы,— объявил он.— Волку Фенриру удалось освободиться, так же, как и его отцу, духу огня Локи, хотя мы крепко связали его, чтобы помешать ему творить зло. ба они возглавили войско великанов, которое движется из страны Инея. К ним присоединился и пес Гарм, исчадие Ада. Мне известно, что корабль, который перевозит нежить, уже плывет к нам из царства мертвых. Готовьтесь к сражению, все вместе мы дадим им достойный отпор!
С этими словами Один повернулся к сыну Тору, который в прошлом уже не раз приводил в смятение великанов. Отважному Тору пока не удалось, правда, изловить змея Мидгарда, но до сих пор его грозный молот держал на почтительном удалении демонов зла...
Асгард жил ожиданием небывалой битвы. И небо, и земля оказались во власти стихий: кругом бушевали снежные вихри, земная кора покрывалась трещинами, а горы рушились, так что карликам-кузнецам пришлось покинуть свои подземные жилища.
И вот однажды петух с золотым гребешком на голове, живущий на одной из крепостных стен Валгаллы, пронзительно закукарекал. Из царства мертвых ему отозвался другой петух. Оба пропели лишь один раз, возвещая о неминуемой близости сражения. В тот же миг Хеймдалль поднял тревогу. Час пробил...
Боги двинулись к полю битвы, расположенному неподалеку от дворца Валгаллы. Впееди шел Один, главный из богов. Он знал, каким будет исход сражения.

Лицом к лицу
Зловещая тень показалась на Западе и, выплывая из густого тумана, стала быстро расти. Это был Нагльфар, корабль призраков из Ада, на носу которого разверзлась пасть чудовищного дракона. За штурвалом стоял великан Хрюм, с вызовом воздевший к небу свой сверкающий щит. Ему нипочем была буря, вызванная змеем Мидгардом, который с яростью извивал свое гигантское тело и ударял по волнам хвостом. Он исторг столько яда, что вода и воздух были отравлены. Доплыв до земли, он всколхнул такую донную волну, что она сокрушила все на своем пути...
На огромном пространстве в тысячу миль, там, где сойдутся в смертельной схватке боги и великаны, воздух вскоре наполнится ревом ненависти, грохотом и звоном оружия. И вот уже под натиском стихий, разгулявшихся из-за неистовства великанов, все вокруг стало походить на конец света.
Внезапно ослепительная молния прорезала небо на юге, и оно раскололось на две части. Огненные великаны устремились на врага. Их предводитель Сурт скакал впереди, размахивая мечом, сверкавшим ярче солнца. Под коптами его коня вспыхивало пламя, и земля расступалась со страшным грохотом. Великаны во весь опор пустили своих боевых коней на штурм Асгарда. Едва они проскакали сквозь радугу, соединявшую обитель богов с землей, как та воспламенилась, а потом рухнула, обратившись в сноп искр.
Теперь боги и великаны сошлись лицом к лицу и, не теряя ни минуты, бросились друг на друга. Один стал искать своего личного врага — волка Фенрира: согласно предсказаниям, ему предстояло биться именно с ним. Вот он, этот ненасытный хищник, оскаливший свою зияющую пасть! Из глаз и ноздрей исполинского волка вырывалось пламя, его страшный рев сотрясал стены. Никогда еще Фенрир не был столь ужасен!
Без тени страха бросился Один на врага. Фенрир мгновенно проглотил владыку Асгарда — тот не успел даже оказать ему сопротивление. Так было предсказано: главный и богов погибнет от Фенрира. Пророчество сбылось. Однако сражение на этом не закончилось...
Фенрир еще не закрыл пасть, когда Видар, один из сыновей Одина, мощным пинком пригвоздил нижнюю челюсть волка к земле и, воткнув в волчью пасть длинный меч, пронзил Фенриру сердце.
Это оесточенное столкновение закончилось, когда все боги и великаны перебили друг друга. Люди на Земле тоже погибли, уничтоженные пожарами, землетрясениями и гигантскими волнами, которые сметали все на свое пути. С неба выпал звездный дождь, и Земля в конце концов ушла под воду.

Смернтные боги
Скандинавские боги невечны, и царству их постоянно грозит опасность. С тех самых пор, как ими были вытеснены великана— первые живые существа, явившиеся из небытия. В день последней схватки, предсказанной пророками, они утратят свое бессмертие, и их владычеству придет конец: настанет час «Сумерек богов», который совпадет с концом света. Боги и великаны уничтожат друг друга и вовлекут в это крушение Небо и Землю. И хотя боги хорошо знают исход рокового сражения, они деятельно к нему готовятся: во дворце Валгаллы Один собрал лучших воинов, погибших на земном поле брани, и подарил им вторую жизнь, которую они целиком должны посвятить войне.
После «Сумерек богов» родится новый мир, и им будут управлять боги, более разумные и менее суровые, нежели их предшественники.